Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Елисей, пожалуйста, иди домой. Я сама разберусь.
– У тебя мозгов хватит только на то, чтобы запрыгнуть на подоконник и прорыдать до утра. Воспаление хочешь?!
– Не кричи на меня! Ты делаешь только хуже!
– Прости, – напряженно вздыхает он. – Лана, у кого еще ты можешь переночевать? Та рыжая, она ведь твоя подруга, позвони ей.
А это идея! Достаю телефон и набираю сообщение для Кати, потому что из телефонного разговора Елисей может выловить то, что ему знать не положено.
Лана: «СОС! Отец закрыл дверь изнутри, и я не могу попасть домой. Можно я переночую сегодня у тебя?»
Командир Карпова: «Где ты?»
Лана: «Возле квартиры»
Командир Карпова: «Одна?»
Лана: «С Елисеем»
Катя тянет с ответом, тем самым завязывая мои нервы в крепкие узлы. Только бы тетя Лариса разрешила. Ну, пожалуйста! Должно же мне хоть разок сегодня повезти!
Командир Карпова: «Шаг шестой, действие второе – ночь под одной крышей…»
Не дочитав текст до конца, принимаюсь стучать по буквам на экране.
Лана: «Катя, это не шутки! Мне правда придется провести ночь в подъезде!»
Командир Карпова: «Я все еще наказана за тройку по физике, если пойду сейчас к маме, то гарантирую, она пришлет к тебе полицию и слесаря, чтобы вынести дверь…»
Опускаю руку с телефоном, глядя в пол. Полиция? Папа мне за это спасибо не скажет. А вдруг его уволят с работы или эта новость дойдет до службы опеки, как в тех дурацких программах по телевизору? Сердце тревожно бьется в груди, новая волна слез уже на подходе. Стискиваю зубы, ярость концентрируется в костяшках пальцев. Может, попробовать самой снести дверь?
– Ну что? Договорилась?
– Нет, – выплевываю я. – Ее мать мегера, и она меня ненавидит.
– Еще варианты есть?
– Полно. Подоконник, пол, скамейка во дворе.
– Ясно, тогда поехали.
– Куда?
– В психушку. Тебя там и согреют, и подлечат.
Шагаю ближе и тычу пальцем ему в грудь:
– Знаешь что?!
– Ну-ну… – Елисей наклоняется к моему лицу. – И что же я должен знать?
Смотрю ему в глаза, подбородок дрожит. Убираю руку и отступаю.
– Ничего. Просто уезжай, ладно? Оставь меня в покое.
– Не могу.
Вижу его сквозь размытые темные пятна из-за подступивших слез. Собранный и уверенный, ни капли жалости, одни лишь решимость и твердость. Он протягивает руку, и я читаю по губам, потому что в ушах грохочет сердце: «Идем, Лана». Вкладываю свою ладонь в его, прикосновение согревает мгновенно и проносится по телу успокаивающей волной. Я ему верю. Не знаю, как так вышло, но, кажется, мне все-таки сегодня повезло. Повезло, что рядом со мной именно он.
– Вернемся на вечеринку? – тихо спрашиваю я.
– Устроим собственную. Тебе точно понравится, а вот мне не очень.
Лифт медленно ползет вверх, теплый воздух нежно обнимает продрогшие плечи. Смотрю на Елисея исподлобья и никак не могу понять…
– Как ты это делаешь?
– Что именно, Лана? Терплю тебя?
– И это тоже. Как ты всегда остаешься таким спокойным?
– Дзен у меня в крови, – хмыкает он, продолжая разглядывать пол.
– Вместе с самоиронией?
– Хоть кто-то же должен шутить надо мной остроумно.
– О-о-о… – закатываю я глаза. – А вот и нарциссизм.
– Я хорош со всех сторон, – с легкостью вворачивает он и делает шаг вперед.
Инстинктивно отступаю, крошечное пространство лифта, кажется, сжимается еще больше. Елисей поднимает взгляд и ловит мой. Ну чего он так смотрит? Мне уже начинать бояться? Вот родители меня воспитывали, воспитывали, а я в шестнадцать лет иду ночевать домой к парню, которого едва знаю. Сатана наверняка готовит для меня самый большой котел. Автоматические двери за спиной разъезжаются, и Елисей поднимает брови.
– Приехали, Лана.
– А я думала ад под землей, – бурчу я, покидая лифт.
– Мы в нем учимся, – тихо произносит Елисей и обгоняет меня, преграждая путь. – Ты должна кое-что знать, прежде чем мы зайдем ко мне домой.
Глубоко вдыхаю, сердце вздрагивает от вспышки страха. Какие еще испытания приготовила для меня судьба?
– У тебя девятнадцать братьев и они там жарят селедку?
– Неплохо, – одобрительно кивает он, – только селедку жарят вьетнамцы.
– Я запомню.
– Лана, я живу с мамой, и она у меня немного специфическая…
– Что ты имеешь в виду?
По лицу Елисея пробегает тень неловкости и набрасывается на меня с голодным оскалом. Он ведь фактически спасает меня от ночи в холодном подъезде, а я веду себя, как неблагодарная овца.
– Елисей, если мое присутствие…
– Нет, – строго перебивает он. – Все нормально, просто тебе придется следовать правилам.
– Хорошо, – решительно киваю я. – И что за правила?
– Мама обожает восточную культуру. Думаю, это и так понятно, раз она родила ребенка от первого попавшегося китайца, но на этом ее помешательство не закончилось. Тебе нужно будет правильно поприветствовать ее, и лучше ничему не удивляться, это неуважение к хозяйке дома.
– Ладно…
– Повторяй за мной. – Елисей поднимает руки на уровне груди и упирается кулаком в раскрытую ладонь, чуть наклоняясь: – Нихао.
– Нихао, – следую я точным инструкциям.
– Потом скажешь… простите за вторжение. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне. Запомнила?
Повторяю фразу про себя и отвечаю уверенно:
– Запомнила.
– Супер, – выдыхает он.
Подходим к двери, Елисей достает связку ключей и открывает замок, а у меня подкашиваются колени. Только бы ничего не перепутать. Вхожу в небольшую квадратную прихожую. Бежевая плитка на стенах блестит, а идеально чистый светлый ковер с коротким ворсом вызывает мгновенное уважение к хозяйке.
– Си, это ты?! – слышится высокий голос.
– Я не один!
Сердце заходится в бешеном ритме, горло сковывает волнение. Из дверного проема появляется молодая темноволосая женщина, попутно затягивая пояс на белом шелковом халате, подол которого тянется за ней по полу.
– Боги, Си! Вчера новая прическа, сегодня девушка! Что будет завтра?! Признаешься, что я вкусно готовлю?! – говорит она, сияя широкой улыбкой.
– Мама, это Лана, – спокойно произносит Елисей и опускает руку мне на плечо.
Это знак? Знак, да? Прикладываю кулак к раскрытой ладони и глубоко кланяюсь, голос не слушается, но я все-таки пищу что-то похожее на «нихао». Жар поднимается по шее, заливает лицо и печет кончики ушей. Проще было бы переночевать на подоконнике.
– Извините за вторжение. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.
Нерешительно выпрямляюсь, глядя на маму Елисея, и кровь отливает от лица. Она удивленно смотрит на меня и переводит уничижительный взгляд на сына. Поворачиваюсь… Ах он козел безрогий! Елисей зажимает ладонью рот, глаза выпучены и блестят от приступа дикого хохота, который он сдерживает еще секунду, а после уже смеется в голос, запрокинув голову.
– Это было потрясающе! Лучший