– Потом пустил, – говорю.

– Служка на выходе был? – опять отец допытывается.

– Да, был, я ведь последним выходил.

– С чего ты-то последний был? Ты же всегда в первых рядах был, ну ладно, это не важно. Служитель Всевышнего что сказал?

– Спросил: что, я болел? Я и сказал, что да, в больнице лежал.

Смотрю, отец успокоился, и мать заулыбалась вся, прямо засветилась.

Да что же это такое, одни непонятки кругом. Решил сразу выяснить, в чем дело. Спрашиваю:

– А в чем дело? Что вы перепугались все?

Они переглянулись и продолжают не спеша. Мы уже и домой потихоньку направились.

– Понимаешь, сын… – отец начал. – Ты уже взрослый, должен знать. Что вот на том алтаре в храме ищут ведьм. Этих нехороших знающих женщин, – продолжать отец не стал. – Их алтарь не выпускает, и их потом забирает стража.

– И что, потащат на костер? – я – заинтересованно и даже очень.

– Ну, не всегда, но скорее всего, да, – отец продолжает, как бы размышляя и делая паузы в ответе.

Ничего себе здесь страсти у них.

– А если мужчину не пустит? – я дальше расспрашиваю, мне страсть как интересно, прямо аж жуть берет.

– Мужчину, говоришь, не пустит? Да, тоже бывает, но редко. – Задумался. Отец.

Я почти счастлив, но не надолго.

– Лет сто назад было. Отец смеется, но как-то зло. – Тогда это безбожник, значит.

– Это как, папа? – делаю удивленное лицо, а в душе все сжимается в предчувствии, и явно не от радости.

– Понимаешь, раньше, давно когда-то, секта была. Это люди когда вечерами собираются вместе, распевают плохие песни и учат, что Бога нет и все только от природы, а Бога Всевышнего да никакого и нет.

– Это как, папа? – кошу под дурачка, ибо надо.

– Сам не знаю, но, вот было такое, и вот таких неверующих алтарь тоже не пускает.

– И что, их тоже на костер? – кошу под тормоза, правда, не уверен, что хорошо получается.

– Тоже сынок, и их точно на костер. Только сначала в пыточную, чтобы назвали сообщников, откуда они это взяли и кому еще рассказывали про такую ересь. Ладно, не будем, сын, о плохом, не нашего ума это дело, пошли уже домой.

Учитывая, что мы и так шли домой, мы и продолжили.

Как вы понимаете, ел я в обед без всякого аппетита, а потом еще долго, очень долго размышлял о произошедшем со мной сегодня.

Что же мне делать? То, что я неверующий, алтарь просек, сразу, но то ли душа Витоли вмешалась и сбила ему настройку, то ли то, что я тем облачком заинтересовался, и оно ко мне вроде как потянулось, именно ведь после этого меня и отпустило. Очень все здесь непонятно и ни на метр к разгадке меня не подвигло.

Что мне вот в следующий раз делать?

Витоли может вытащить, а вдруг не сработает?

Погорю, как есть погорю, причем в прямом смысле с потрескиванием дровишек и веселыми и, надо думать, радостными криками окружающих. Да, давно в столице костров не жгли, надо сделать открытие сезона, и в моем лице. – Это такой сарказм из меня выходит после пережитого сегодня.

Не радует это меня, ой как не радуют перспективы. Впереди два, два перспективных кадра и вот костер тоже. Это еще римляне говорили, при чем здесь немцы. Это тут, а там у нас римляне, которые итальянцы, не путай меня, осознание, я и сам собьюсь. Вот они и говорили, что все люди жаждут хлеба и зрелищ. Хлеба я тоже жажду, а вот зрелищ – только не в моем исполнении, пожалуйста, в качестве главного испол… лица.

Может, и правда секту организовать, только наоборот? Секту безбожников, одна кандидатура уже есть. Время жизни, девять дней плюс еще пару дней на подготовку главного, или как там его зовут, пастыря, к сожжению на… да пофиг уже на чем. Нет, перспективы не радуют, но шутка хоть как-то подняла мне настроение. Шучу, значит не все еще потеряно, прорвемся, значит будем жить.

30.02.101 г. Воскресенье, 10 д. д.

Родители иногда такие родители…

В воскресенье, или последний день декады, родители пошли в гости к каким-то своим знакомым или друзьям. Звали и меня.

Спросил слегка заинтересованно:

– Там дети есть? – Имея в виду, моего возраста, ровесников.

Сказали в ответ:

– Две девочки.

Заинтересовался уже как бы больше.

С улыбкой уточнили:

– По пять и по восемь лет, на мой выбор.

Посмеялись вместе, и я отказался.

– Жаль, жаль, а то они нам очень мешают иногда, ты бы понянчил, пока мы…

Шутку оценил, посмеялись еще раз, и они ушли. Здесь ходят в гости к обеду, чтобы успеть и посидеть, и вечером идти домой. Вечер считается семейным, и без нужды на него никого из чужих не приглашают.

Вечер – это семейное, еще может быть любимый или любимая. В остальных случаях принято отказываться, а то обидишь приглашающих. Вот же живут люди, а у нас припрутся и сидят, фиг выгонишь, пока не рассветет, и то не факт, что с рассветом гости уйдут.

Делать было нечего, полистал учебники, физику вот, история надоела, что я, ботаник какой и зубрила, плюнул и пошел на улицу. Чувствую веление души и вижу нашу или, скорее, Витолину дворовую команду и боло, уу-у.

Вот это меня знатно торкнуло. Наши выиграли шесть на десять и четыре на двенадцать, и все в нашу пользу. Это когда наши активные ворота и когда пассивные, мы все равно вели в счете.

Ну и я давал, конечно.

Меня с этим все и поздравили, говорили: «Еще приходи завтра, а то ты совсем забыл про нас. Без тебя, знаешь, как продуваем иной раз, а с тобой – видал, видал, как все замечательно получается?».

– Какой счет, а, ты видал, какой счет? Да мы их…

– Да ты сам как забил, а, как забил…

– Да мы даже на район поедем. Мы, мы, да что там говорить, приходи завтра, а, Витоли?

Я обещал подумать.

Сам соображая, что, конечно, подумаю и… не приду. Не до того мне, ой не до того, но понравилось, слов нет, как понравилась эта игра местная.

Да, встретил Толини здесь же, на игре, и одолжил ему еще пять серебряков, а куда денешься. Друг он мне все же, просил, а сам все заискивающе смотрел на меня, что о прошлом долге я и не рискнул ему напомнить. Дворянство дворянством, но дети мы или нет, хотя бы и один из нас. Где-то я его понимал, сам вот скоро таким могу стать, если напортачу, а я одним местом чувствую, что напортачу.

Это я хорошо задумался, а главное, вовремя… как-то.

Иду домой, значит, грязный, как… как смож. Это такая местная маленькая лошадка или как наша пони, может, даже как корова. Эта корова местная, только больно худая и любит в грязи валяться. Свиней здесь нет, вернее, есть, но только те, которые дикие и кабаны зовутся, что-то они здесь не одомашнились как-то совсем. Посему в магазине свинина-кабанятина, если и бывают, но как деликатес, дичь все-таки, поэтому и редко, и дорого, а вот этих смож – как… как грязи вот и есть, где они, кстати, и лежат все время, и не дорого, и много получается мяса, а уход минимальный за ними нужен. Правда по мне говядина говядиной, и я ее не очень люблю, любил раньше во всяком случае, а сейчас, вроде, и ничего, ем по крайней мере дома с хорошим аппетитом.