Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вынул яркий сверток, раскрыл и показал его Джеку. Внутри находилась поразительной красоты шкатулка. Это было произведение китайских мастеров середины 19-го века, совершенно музейного качества. Старинная гравированная опиумница: в XIX-м веке, когда Британская империя подсадила весь Китай на этот страшный наркотик, чтобы полностью контролировать огромную, богатую в то время серебром и золотом страну, главным поставщиком опиума в Азии служил «золотой треугольник» — район на севере Таиланда. В это же время в Китае процветало ремесло изготовления прекрасных шкатулок, из которых опиум потреблялся. Внутри она была пустой, но на вес — довольно тяжелой.
Джек внимательно посмотрел на друга:
— Оставь ее здесь, в камере хранения. Пусть Син сама тебе ее привезет.
— Это семейная реликвия Син. Она когда-то принадлежала ее прадеду. По традиции ее семьи шкатулку передают только самым близким людям. Будущим мужьям, например. Я понимаю, что ты подозреваешь, что Син заинтересовалась мной из-за миллионов, которые я когда-нибудь заработаю. Но ты даже не представляешь, как она прекрасна и чиста. Вчера в баре между нами как будто вспыхнула искра. Джек, я хочу, очень хочу как можно скорее увидеть ее снова.
Подошедшая Шерон прервала их разговор. Увидев шкатулку, кажется, догадалась, откуда она, но не подала виду.
— Я видела несколько таких на рынке. Они не так уж дорого стоили. Хорошая вещь, но вовсе не обязательно настоящая. Мне кажется, тайские мастера прекрасно научились их искусственно «старить». Иначе откуда берутся все новые изделия «полуторавековой давности»?
Билл ничего не ответил, лишь спрятал подарок поглубже на дно своего рюкзака.
В аэропорту Сингапура друзей в этот раз не встречал ни Ван Кун, ни даже кто-либо из его помощников. Пройдя паспортный контроль, Джек и Шерон миновали зеленую зону таможни. Но Билла, шедшего вслед за ними и на ходу что-то писавшего на смартфоне, невысокий вежливый чиновник попросил остановиться. Почему-то, даже не заинтересовавшись чемоданом Билла на колесиках, он сразу попросил открыть его рюкзак. Увидев шкатулку, внимательно повертел в руках. Билл с досадой шепнул:
— Наверно, подпадает под ввоз культурных ценностей. Отберут. Что я скажу Син?
Таможенник еще раз вежливо извинился, набрал чей-то номер по телефону, что-то коротко сказал. Вскоре рядом появились еще трое его коллег, один из них держал крупную овчарку в наморднике. Собака вела себя крайне тревожно, то и дело вставала на задние лапы и слегка подвывала.
— Прошу прощения, таможенные формальности. Займет всего несколько минут.
Один из пришедших таможенников острым инструментом надавил на край шкатулки. Она раскололась словно орех, и из ее стенок посыпался бело-серый порошок. Собака словно впала в бешенство от лая — ее еле удерживали на поводке. Девушка-таможенница аккуратно собрала порошок с пола на металлическое блюдо, накрыла его плотной полиэтиленовой пленкой и куда-то направилась.
Напряженная пауза длилась минут пятнадцать. Девушка вернулась с парой дюжих охранников в черной форме. С каменным выражением лица, не говоря ни слова, они подошли к Биллу, взяли его за руки и щелкнули наручниками.
Один из таможенников повернулся к Джеку и Шерон:
— Молодые люди, вы можете быть свободны, идите, пожалуйста, к выходу.
Затем он повернулся к Биллу:
— Вы обвиняетесь в попытке провоза в Сингапур трехсот граммов очищенного героина. С результатом анализа лаборатории в аэропорту можете ознакомиться. Вы имеете право на адвоката.
Немного помолчав, он добавил:
— Напоминаю вам, что по законам Сингапура за попытку провоза в страну наркотиков установлена высшая мера наказания — смертная казнь. Впрочем, вашу вину должен еще установить суд. Как правило, исключений не делается даже для граждан США. Сейчас вас препроводят в федеральную тюрьму города Сингапур. Очень сожалею.
Глава 9
Клуб друзей по интересам
Остербек (Голландия), отель «Бильдерберг»,
28 мая 1954 года
— Никогда такого не видел. Вавилонское столпотворение. С утра не было ни минуты присесть. И что эти высокие господа у нас здесь забыли? Говорят, на вечернем поезде из столицы пожалует сам принц Бернард? — Пожилой, но все еще высокий и статный портье в слегка поношенном сером костюме-тройке, облокотившись на одну из стоек приема гостей отеля, обернулся к джентльмену, что-то писавшему на листке бумаги и помечавшему написанное галочками. Но тот, казалось, был невероятно занят, озабочен и поэтому лишь коротко кивнул в ответ.
Отель «Бильдерберг» в Остербеке — уютном, зеленом пригороде Арнема, крупного, по меркам Голландии, города у самой границы с Германией, — казался весьма солидным и представительным, хотя и без особенной роскоши. Его длинный фасад украшали флаги всех европейских стран, а внутри было несколько просторных залов для деловых конференций. Обычно в этом отеле останавливались туристы, которых привлекало обаяние самого старинного, исторического уголка Голландии. В Арнеме находилось второе по значению в мире собрание полотен гениального Ван Гога и еще несколько интересных музеев. Кроме того, город лежал на пути из Гамбурга в Брюссель, поэтому в респектабельном и безупречно спокойном отеле «Бильдерберг» с удовольствием ночевали немецкие и бельгийские бизнесмены, путешествовавшие по делам. Как это часто бывает, выбор места первой в истории встречи мировой элиты пал на этот отель почти случайно. Годом ранее такой форум, скорее всего, прошел бы в Гааге — месте бесчисленных послевоенных европейских конференций — или где-нибудь рядом с ней. Однако в Голландии прошлой весной случилось самое страшное за последние сто лет наводнение, и из-за невиданного цунами в Северном море многометровая стена воды прорвала все шлюзы. Две трети страны оказались мгновенно затоплены с тысячами жертв, что на время сделало прибрежную полосу Нидерландов слишком опасным местом в глазах европейской общественности. Арнем из всех городов Голландии находился максимально далеко от моря; кроме того, в отеле в такой тихой глубинке можно было надежнее отгородиться от нежелательных глаз многочисленных журналистов: конференция должна была пройти в обстановке почти полной секретности.
— А вы сами откуда, из какой страны?
Общительный портье не оставлял попыток разговорить человека в немного помятом костюме, все еще что-то писавшего. Тому тоже было не меньше шестидесяти, он то и дело глухо покашливал, а его воспаленные глаза говорили о бессонной ночи или крайней усталости. На вопрос о национальности он хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой. И в самом деле, ответить на этот вопрос было непросто. Иосиф Ретингер, координатор конференции, был польским