– Хосокава? – переспросил я.

– Вы могли слышать о ней в «Предании о сорока семи ронинах»[56] – в этом особняке заговорщики встретили смерть, достойную самураев.

– Ооо… – Я почувствовал, как по телу побежали мурашки.

– Именно в нем второго февраля тысяча семьсот третьего года один за другим совершили ритуальное самоубийство семнадцать ронинов[57], включая Ёсио Оиси[58]. Говорят, тогда у дерева и появилось странное свойство – впитав человеческую кровь, оно поглотило еще и их духовные силы и стало таким огромным!

Потрясенный, я лишился дара речи.

– Кстати, полицейские тщательно обыскали сам дом и территорию вокруг него? – спросил Митараи.

– Зачем? – не сговариваясь, одновременно спросили я и Юдзуру.

– В поисках петуха! – раздраженно ответил мой друг. – Бронзовой статуи петуха с крыши.

– А, петух!.. Да, похоже, полицейские его искали, – ответил Юдзуру.

– Но не нашли?

– Нет, не нашли.

– Интересно, насколько тщательно… они искали на камфорном лавре?

– На дереве?!

– Да.

– Но почему там?

– Звучит неразумно, но вряд ли в нашем случае стоит полагаться на здравый смысл. Нам стоит поискать там.

– Нет, на лавре точно не искали.

– Предлагаю завтра, как рассветет, залезть на дерево и поискать. Сейчас уже совсем темно.

– Эй, Митараи…

– Что такое?

– Ты что, собираешься залезть на дерево?

– А как еще можно на нем поискать?

Я открыл рот, но ничего не ответил. И о чем он только думает? Одна только мысль об этом приводила меня в ужас!

– Не стоит, это опасно!

Я думал о раскрытой пасти дерева, готовой проглотить очередную жертву.

– Почему? Думаешь, меня съедят? – ухмыльнулся Митараи, его белые зубы мелькнули в сумерках.

Сейчас мой друг казался мне безрассудным и легкомысленным смельчаком. Неужели он забыл об ужасных событиях, с которыми было связано это дерево? Нельзя было с уверенностью сказать, что лавр не виноват в смерти Таку. Нет, я был практически уверен, что он как-то в этом замешан! На этот раз нашим главным подозреваемым был не человек – нельзя было предугадать, что могло произойти!

– Я хотел бы подняться на крышу, но солнце уже село, а в темноте это лишено смысла. Юдзуру-сан, не могли бы вы пока что показать нам дом изнутри? – весело сказал Митараи, но его голос прозвучал весьма странно.

Прихожая гэнкан оказалась довольно просторной. Ровный пол был выложен гладкой окатанной галькой, залитой цементом. Справа от входа стоял большой старый шкаф для обуви, гэтабако[59]; из-за него прихожая выглядела очень по-японски. Перед тем как пройти в дом, нужно было снять обувь и надеть тапочки. Я заметил деревянную ширму с росписью – нихонга, изображавшей величественного тигра. На первый взгляд она казалась старой, пространство между досками совсем потемнело, но сама ширма была отполирована и блестела.

Пока дом принадлежал директору стекольного завода, в него, должно быть, приходило много рабочих – именно по этой причине прихожая была широкой, как в отеле. Да и после этого, когда в доме поселился директор школы, поток гостей вряд ли уменьшился.

В прихожей прямо напротив гэтабако висел на стене традиционный пейзаж тушью. На стенах коридора, уходящего вправо, куда нас проводил Юдзуру, также были гравюры и картины, написанные тушью. Хоть дом и был возведен в западном стиле, в его интерьере было заметно сильное японское влияние.

Всюду висели люминесцентные лампы, но, как мне и показалось снаружи, внутри было очень темно. Обои в мелкий цветочек были старыми и выцветшими, местами покрылись коричневыми пятнами. Деревянный пол в коридоре скрипел у нас под ногами: трое взрослых мужчин шли друг за другом, и каждый их шаг порождал целый хор громких скрипов.

Юдзуру открыл дверь с матовым мозаичным стеклом – стеклянная пластина задрожала внутри деревянного каркаса цвета сепии, издавая неприятный резкий звук. В верхней части было написано кистью слово «Приемная».

Все в этом доме напоминало мне о детстве – скрипучие полы, запачканные обои, дрожащие двери со звенящим стеклом. Я ощутил приступ ностальгии – казалось, что я снова стал непослушным учеником средней школы, которого вызвали в кабинет директора.

Приемная была очень просторной. Посреди комнаты стоял большой прямоугольный стол, а вокруг него дюжина деревянных стульев с резьбой на высоких спинках. Вокруг стола давно никто не собирался – комната казалась неприветливой и холодной. В том году лето было прохладным, стоял уже конец сентября, недавно прошел тайфун – короче, холод был вполне реальным. Солнце успело сесть, температура за окном упала, а огонь еще не развели, поэтому большая приемная успела промерзнуть.

У одной из стен возвышался каменный камин. Рядом с ним стоял широкоэкранный телевизор, чуть в стороне – журнальный столик, накрытый белой скатертью, два небольших диванчика и кресло-качалка. Внутренняя часть камина почернела от копоти, выдавая холодное время года – камин определенно недавно использовался, хотя сейчас пламени не было.

Юдзуру, указав правой рукой, предложил нам сесть на один из диванов.

– Немного холодно, да? – заметил мужчина. – Дом довольно старый, в нем сильные сквозняки… Позвольте, я разожгу камин.

– Нет, не нужно! Я привык к холоду, – ответил Митараи. – Привыкшие к бедной жизни часто вынуждены мириться с холодом.

Однако Юдзуру, который и сам замерз, все же достал из кармана зажигалку, свернул в рулон лежавшую рядом газету, поджег ее и бросил в камин, оставив поблизости бутылку с жидкостью для розжига.

– С ней куда проще разжечь огонь, – отметил он.

Я без стеснения оглядел всю комнату. Потолок, казалось, был сделан из гипса – углы и места, где он переходил в стены, были закруглены. Первоначально потолок был белым, но со временем сильно запачкался и приобрел странный серовато-желтый цвет, а местами закоптился или потрескался.