Мое мороженое превращается в кашицу, я беспрерывно помешиваю его, вымещая на нем все свое стеснение.

– В общем… значит ли это, что ему не понравилось?

Монте не отвечает, для анализа ситуации ему, вероятно, маловато информации.

– Ну, это ведь странно, если учесть, что он сам пришел и набросился с поцелуем… – нетерпеливо продолжаю я.

Фаби поворачивает голову, глядит на меня в упор и ничего не говорит.

– Хотя если он ожидал большего… – рассуждаю я, нервно сжимая стаканчик в руке, – но разве он возбудился бы, если б ему не понравилось?

– Стоп-стоп-стоп, – мы останавливаемся посередине тротуара, – давай по порядку, милочка.

Смотрю на него снизу вверх, как коротышка на жирафа. Все-таки он очень высокий, еще эти кеды на платформе…

– Итак, тот самый таинственный красавчик, чье имя ты не рассекречиваешь, поцеловал тебя?

Я киваю.

– И ему было так классно, что его рычаг любви переключился в положение «вкл»?

– Ну, вроде того… – Боже, как неловко! Гляжу на растаявшую ванильную массу в стаканчике. Рычаг любви? Мне становится смешно.

Фаби берет меня под руку и мы продолжаем идти по 14-й улице.

– Как это было? Я хочу деталей.

– Перестань. – Я опускаю голову.

– Но, дорогая, чтобы определить его настроение, я должен знать все подробности.

Я колеблюсь.

– Прекрати стесняться! Это Нью-Йорк, понимаешь? Здесь нельзя быть воздушной и беззащитной, как пушистое облачко. Набирайся твердости, она тебе пригодится.

Что ж, в его словах есть доля правды. Только вряд ли у меня получится. Я пробыла пушистым облачком целых восемнадцать лет, и сейчас нужно перестраиваться.

– Он подвез меня до дома, – рассказываю я. – Я вошла в подъезд, а он поднялся следом. Я даже не ожидала…

Поведение Роберта по-прежнему не укладывается у меня в голове.

– И знаешь… – я изо всех сил стараюсь не покраснеть, чтобы не быть облачком, – это было так… – подбираю слово, – грубо, дико. Очень страстно и…

– Круто, – помогает мне Фаби.

– Да. А потом он ушел. И с тех пор я его не видела, ничего от него не получала…

– И когда это произошло?

– В субботу ночью.

– Четыре дня. А почему ты сама не позвонишь?

– С ума сошел?! Нет.

Монте смеется и по-отечески целует меня в голову.

– Просто скажи, что ему не понравилось. Или я не нравлюсь. Так ведь? – спрашиваю я, в надежде услышать обратное.

– У мужчин так не бывает, чтобы ты не нравилась его разуму, но понравилась его члену.

– Господи, ты опять…

– Я серьезно. Он не предлагал тебе секс?

Я вспыхиваю.

– Нет, конечно.

– А ты бы хотела?

– Ты будешь обсуждать мои желания или отвечать на вопрос? – нервничаю я. Это уже слишком!

– Ханжа, – улыбается стилист. – Ладно, если серьезно, то ты правильно сделала, что не стала трезвонить ему с претензиями. Молодец. Мужчин это отпугивает, отбивает всякую охоту продолжать отношения.

– И что мне делать?

– Ничего. Если он решит повторить, то сам объявится.

– А если я случайно столкнусь с ним где-нибудь?

– Веди себя как обычно.

Ну вот. Роберт вновь оказался хозяином положения, а мне остается играть по его правилам. Так нечестно.

– Несправедливо, когда кто-то один решает судьбу двоих, – расстроенно заявляю я.

Фаби пожимает плечами, мол, что поделать, такова жизнь.

– Ты так и не ответил, почему он исчез?

– Раздумывает. Вспышка страсти произошла от его несдержанности. Ты ему нравишься, но он почему-то медлит.

– Так разве бывает?

– Пф-ф-ф, еще как. А на твоем месте я бы обзавелся красивым нижним бельем.

Я выпучиваю глаза.

– С какой стати? И у меня не уродливое белье, между прочим, – обиженно бормочу я.

– Трусики с Дональдом Даком и те хлопковые малинового цвета, конечно, милые, но для страстной ночи они не годятся.

– Что?! Ты подглядывал за мной в примерочной?! – Я готова выпрыгнуть из своих смешных трусов и вцепиться в его высокую прическу.

– О, прошу тебя. Я похож на вуайериста?

А что, нет, что ли? Я фыркаю.

– Я профессиональный стилист. Моя работа – зацикливаться на мелочах.

Так бы и врезала по его белоснежным зубам. Профессионал хренов.

– Никакой страстной ночи не будет. Сам знаешь.

– Будет. И чтобы план, который ты не первый день вынашиваешь в своей прекрасной головушке, не дал осечку, будь бдительна.

– У меня нет никакого плана!

Он смеется.

– Не знаю, что это за волшебный парень, но ты по уши… куколка. По уши…

* * *

К счастью или нет, но я простудилась, и днем в четверг меня отправили домой, чтобы я не разносила бактерии по всему этажу. Простуда обрушилась со всеми зловещими симптомами: болью в горле, насморком и, возможно, температурой, которую я не измеряла. Тетя не в курсе моих бед, так что обошлось без трагедий и выездов на дом.

Ненавижу болеть, но сейчас это весьма кстати. Отдохну от слежки за Робертом, расслаблюсь и забудусь в глубоком гриппозном сне.

С трудом разлепляю веки, сглатываю и неприязненно морщусь от режущей боли в горле. Не проходит, гадость, даже после литра медового чая и многочасового молчания. Вокруг темно, на ноутбуке мигает зеленая лампочка, монитор погас. Интересно, сколько я проспала?

Мне нужно в туалет, но я проснулась не из-за этого. Слышу звонок в дверь и припоминаю, что в моем сне происходило то же самое.

У меня лишь одна догадка: Риз каким-то образом вычислила, что я болею, и примчалась в ночь с санитарами.

Отрываю тяжелую голову от подушки и принимаю вертикальное положение. Жуткое состояние.

Лениво свешиваю ноги вниз, надеваю тапки и, на ходу протирая глаза, плетусь к двери.

Меня, как и любого ребенка, родители учили всегда спрашивать: «Кто там» и смотреть в глазок. Но сегодня я пренебрегла этим правилом и открыла наугад. Плохая, плохая девочка.

Свет от люминесцентной подъездной лампы ударяет в глаза, и я удивленно гляжу на Роберта, принимая его появление за галлюцинацию, вызванную высокой температурой.

– Нельзя не только врываться без стука, но и открывать дверь, не спросив, кто там, – поучительно говорит он и без разрешения проходит в квартиру.