что любит мужа. Возможно, для младшей из сестер Буршье еще есть шанс. А вот для старшей всё кончено.

В дверь снова постучали, и Элоди тяжело вздохнула, стараясь унять раздражение.

— Бель, я устала!

— Леди Элоди, это я, — раздался приглушенный голос с той стороны. — Это леди Девон.

Элоди встрепенулась. Сердце ударилось о ребра с глухим звуком.

Леди Девон?

Искушение послать эту блудницу к черту казалось невероятно сильным. Желание выскочить и выдрать ей волосы было еще сильнее.

Но в итоге победило болезненное любопытство — Элоди и правда хотелось послушать, что скажет ей эта женщина, которая кувыркалась в постели с ее женихом. Конечно, у всего сказанного не будет смысла, но какая разница? Смысла и так больше нет ни в чем.

— Войдите.

Дверь открылась, и леди Девон вошла — робкая, будто горничная. Ее глаза были опущены в пол, но взгляд время от времени всё равно поднимался на Элоди.

Она была одета по последней моде, в утреннее платье светло-зеленого цвета. Ее волосы были уложены в причудливый узор. Однако лицо леди Девон выглядело уставшим и серым, будто та не спала всю ночь. Возможно, так и было.

Элоди вдруг показалась себе неуместной. Сама она всё еще была в ночной рубашке, а ее локоны рассыпались по спине диким клубком. Она тоже почти не спала. Ее веки болели, опухшие и покрасневшие от слез.

— Доброе утро, леди Девон, — чуть хрипло сказала она. — Чему обязана удовольствием видеть вас?

Как будто она не знала. Как будто не знала леди Девон.

Женщина виновато поджала губы.

— Леди Элоди, я пришла в надежде объясниться с вами. Вчера вечером всё было вовсе не тем, чем могло показаться…

Элоди подняла руку, чувствуя свою власть.

— Вам нечего объяснять.

Глаза леди Девон загорелись, и она подалась вперед.

— Извините, но учитывая поспешное отбытие лорда Рочфорда, я думаю, что всё-таки есть.

Элоди приподняла одну бровь. Что ж, пусть объясняет, если правда верит, что это уместно в такой ситуации.

Она жестом призвала леди Девон продолжать.

— В первую очередь я хочу вас уверить, что у нас с виконтом не было никакой связи…

Элоди не удержалась и фыркнула. Ну конечно! Люди ведь просто так прыгают друг к другу в постель.

— Это правда! — настаивала леди Девон. — Но я пришла в его комнату, потому что была уверена, что виконт хочет… углубить наше знакомство.

Какой отвратительный способ сказать, что он жаждал с ней переспать.

— Видите ли, — продолжила леди Девон, — меня убедили, что он заинтересован мной! И я получила приглашение в его покои, которое, как я полагала, было написано им.

В обычных обстоятельствах Элоди возмутилась бы таким разговорам, но сейчас ей было всё равно. Она была настолько мертва внутри, что даже не могла покраснеть от смущения.

— Вы полагали, что приглашение написал виконт, но он уверил вас, что это не так? — спросила Элоди, наблюдая, как леди Девон достает какие-то бумаги из складок своих юбок. — Милорд может быть очень убедительным…

Элоди испытала это на себе.

Какой же он бессовестный, боже правый! Водить за нос сразу несколько женщин…

— С вашего позволения, — ответила леди Девон, — я склонна думать, что виконт прав. Нас одурачили.

Она протянула Элоди две смятые записки.

— Что это?

— Одна из них якобы от виконта для меня, а другая — ему от вас.

Ему от нее? Но Элоди ничего не писала.

— Откуда это у вас, леди Девон?

Может, это какая уловка? Очередная игра Джеймса?

— Он обронил это, как только я сказала, что вы приходили, — ответила леди Девон. — Видимо, он побежал объясниться с вами, а я подобрала записки, прежде чем уйти к себе.

Она настойчиво протягивала бумаги Элоди, пока та, наконец, не взяла их дрожащими пальцами. На одной из них действительно значилась ее подпись, но это явно писала не она. Элоди еще не настолько выжила из ума, чтобы забыть о собственной корреспонденции.

Кто-то от ее имени приглашал Джеймса в оранжерею поздним вечером. Элоди смотрела на эту запись, пока у нее в ушах гремели слова: «Эли, это всё Оливия, она нас подставила…»

Элоди не помнила себя от ужаса.

— Леди Девон, — шепотом спросила она. — Могу ли я уточнить, кто именно передал вам записку?

И кто убедил ее, что Джеймс будет счастлив видеть ее в своей постели?

— Леди Коттон.

Оливия. Ее имя ощущалось, как хороший удар в живот.

Элоди закрыла глаза. Наконец-то к ней вернулись чувства, и как же это больно!

Что она наделала?

Джеймс был прав. Он говорил правду, а она его выгнала.

Или он просто подтолкнул леди Девон к сочинению лжи о ее сестре? Нет, даже Элоди не могла поверить в такую чушь. И она больше не могла притворяться, что Лив — невинная жертва.

К тому же почерк в записках был одинаковый. Не слишком ли много совпадений?

Элоди была уверена, что как только она сравнит их с третьим письмом, которое лежало в нижнем ящике ее стола, то обнаружит в нем ровно то же самое. Все три бумаги написаны одной рукой.

— Спасибо за откровенность, леди Девон, — наконец сказала она. — Надеюсь, вы мне поверите, если я скажу, что никто не узнает о вчерашнем происшествии. Только не от меня.

Леди Девон кивнула, выдавив из себя сочувственную улыбку. Она уже направилась к двери, но остановилась и оглянулась.

— Виконт вас очень любит, леди Элоди.

Два дня назад это бы порадовало ее безмерно, а теперь грозило убить.

— Это он вам сказал?

— Нет, — покачала головой леди Девон. — В словах не было нужды. Это просто было видно. Надеюсь, это недоразумение не помешает вашему счастью.

Элоди могла бы горько рассмеяться, если бы не потратила все силы на то, чтобы сохранить рассудок.

Как только леди Девон ушла, она достала из ящика третью записку и разложила бумаги на кровати, одну за другой. Какой элегантный сценарий, коварный в своей простоте. Вывести Джеймса из дома, а в это время столкнуть лбами Элоди и леди Девон.

Но зачем Оливия это сделала? Почему? Какова ее цель? Был только один способ узнать.

Элоди позвала служанок, чтобы начать запоздалые утренние сборы. Сегодня она собиралась задать хорошую трепку младшей сестре.

Глава 25

Глава 25

Лондон, в тот же день

В пределах города особенно остро чувствовалось, что осень уже вступила в свои права. Улицы тонули в серости, а небо плевалось дождем, когда Джеймс вернулся в Лондон. И ему нравились холод и сырость, которые здесь царили — очень похоже на то,