Жизнь вертит нами по-своему и как ей придет охота, и сколько бы мы ни пытались строить планы и предвосхищать события, она сама все решает за нас. В то воскресенье в три часа дня мне это было наглядно продемонстрировано.

В назначенный час мы договорились встретиться в приюте, мы — это Ара, Офелия и я. Я должна была приехать на джипе Гарри, чтобы отвезти ангела обратно в Галилею, в случае если донья Ара будет требовать выполнения условий, которые она назвала, когда согласилась оставить его. В любом случае, мы с Офелией собирались предложить ей устроить ее сына на несколько месяцев на лечение. На самом деле я не была в восторге от этой идеи, а Офелия еще меньше моего, но мы обе чувствовали, что правильным будет, если мы отдадим матери право принять решение.

Я опоздала и появилась на месте около двадцати минут четвертого, потому что поздно вышла из парикмахерской, где мне делали масляную маску, подравнивали и подкрашивали концы и проводили еще массу всяческих манипуляций с моими волосами, которые требуют от меня больше внимания и времени, чем неразумное дитя. Или неразумный жених — наверное, в данном случае будет правильным сказать так.

Добравшись до приюта, я не обнаружила там Ары, и это было первым признаком, в тот момент мной не оцененным, того, что реальность начала отклоняться от намеченного мной курса. Офелия подошла ко мне, цокая каблуками по прежде уже упоминавшимся плиткам — тем, о которых я говорила, что они скрывали в своем рисунке ключ к безумию, — и еще издалека я заметила волнение Офелии, ее лицо, будто сошедшее с древнего медальона, было озабоченным.

— Он ушел, — сказала она мне.

— Кто ушел?

— Ангел. Сегодня на рассвете или вчера ночью. Он исчез.

— Как?

— Никто не знает как. Это заведение очень хорошо охраняется, двери надежно заперты, выйти отсюда без разрешения непросто, скажем так, теоретически это невыполнимо. Но ему удалось. В семь утра дежурная медсестра обнаружила, что его нет. Она подняла переполох, искали его везде, даже на крыше, но впустую. Мы ничего о нем не знаем.

— Этого не может быть. Боже мой! А вдруг он заперся в душевой, спрятался под какой-то кроватью, еще где-нибудь? Нужно найти его, Офелия, во что бы то ни стало! Что мы скажем его матери? Что ее сын пропал? Она не переживет такой трагедии во второй раз!

— Успокойся. У тебя есть джип? Давай поедем поищем, он не может быть далеко. Мы уже позвонили в полицию и целое утро ведем поиски, но пешком это делать бессмысленно. На джипе будет легче.

— Как получилось, что ты не предупредила меня раньше? Кто знает, где он сейчас или что с ним случилось, ведь он уже много часов бродит один. Боже мой, прости меня, это из-за меня, ну почему я всегда во всем виновата?

— Я сама узнала обо всем около восьми и немедленно приехала. Я много раз звонила тебе, но ты…

— Да, конечно, я, как нарочно, совсем рано уехала кататься на велосипеде. Пойдем. Не будем терять времени. Ты понимаешь? — сказала я подавленно. — Это словно найти иголку в стоге сена. Или достать перстень со дна мор… А почему бы и нет? Ты можешь, Офелия! — Меня неожиданно захлестнула волна оптимизма, который передался Офелии. — Ты делала это раньше, сможешь сделать снова…

Мы вдвоем как ненормальные вылетели из приюта и начали кружить по окрестным улицам, спрашивая в каждой закусочной, на каждой парковке, в автосервисах, в будках мгновенной фотографии и в захудалых пансионах. Мы искали его, рискуя собственной шкурой, в мрачных притонах на улице Картучо; каждый раз, натыкаясь на человека, валяющегося на тротуаре в куче тряпья, мы проверяли, не он ли это. Мое горе было велико, но оно представлялось мне несопоставимым с горем Ары: ведь она искала его семнадцать лет, по много раз проходя по тем же самым улицам, погруженная в гораздо большую тоску, но ее влекла вперед надежда, хоть и все более слабая.

Мы сильно нервничали, и я вдруг начала неостановимо и бессвязно болтать, то и дело повторяя, что этот день был несчастливым для меня.

— Едва поднявшись, — рассказала я Офелии, — я пошла насыпать корма канарейке Гарри и, представь себе, обнаружила ее мертвой.

— Мертвой?

— Мертвой. Лежит в клетке лапками кверху, уже совсем окоченела. Гарри подумает, что я ее не кормила или, наоборот, перекармливала. Какой стыд!

— Купи другую и подмени, он и не догадается.

— Думаешь?

— Все канарейки одинаковы. Кроме того, не беспокойся, ведь на самом деле это хорошая примета. Брось птичку в канализацию и забудь об этом, ведь ничто не может так сильно отпугивать удачу, чем запертая в клетке канарейка.

Мой ангел испарился, не оставив и следа. Жадный город поглотил его, завернул в свое грязное покрывало, и мы уже не знали, что еще сделать, чтобы вернуть ангела. Сколько шансов выжить есть у ангела Божьего в чудовищной Боготе, где на каждом углу навалены кучи мусора, а на пустырях можно обнаружить трупы неизвестных. Один из десяти, возможно, или один из ста.

Около пяти вечера, когда мы уже были на грани отчаяния, мне пришло в голову последнее средство: привезти в центр всех жителей Нижнего квартала, чтобы они искали ангела, прочесывая улицу за улицей, организовать бригады и координировать их действия из главного штаба, которым станет приют. Двести-триста человек, возможно, сделают то, что не удалось нам двоим.

Офелии эта идея показалась абсурдной.

— Это немыслимый труд, — сказала она. — Как строительство пирамид.

Но так как она не предложила в ответ ничего другого, мы вернулись в приют, чтобы встретиться с Арой и выложить ей мой план чрезвычайных действий. Мы уже подъезжали, когда в пятидесяти метрах от нас мои глаза ухватили то, что нельзя было ни с чем спутать, во всем мире мог существовать лишь в единственном экземпляре такой синий бархатный плащ, он двигался в нашу сторону, развеваясь на плечах своей хозяйки.

— Сеньорита Мона! — закричала Марухита де Пелаэс. — Благословен Господь!

— Что случилось?

Марухита де Пелаэс добралась до нас, но не могла говорить, запыхавшись от бега.

— Да говорите же, что случилось!

— Нынче утром ангел пришел в квартал — и за ним толпа народу!

— Ангел? Наш ангел? Он целым и невредимым добрался до квартала? Как? Когда?

— Этим утром, сеньорита, около одиннадцати. Он пришел… такой божественный… это было похоже на явление, и он был не один, а среди множества людей, которые следовали за ним по пятам, они шли, славя его и восхваляя.

— Ты хочешь сказать, что он дошел пешком от приюта до Галилеи?

— Кажется, так, сеньорита Мона, и как рассказывают те, кто был с ним, он пересек все кварталы, расположенные на горе, и поднялся на самый верх, увлекая за собой своих почитателей.