– Это из Гейне, – сказал вдруг Владимир. – Гейне так о любви написал. «Зубная боль в сердце». Der Zahnschmerz.

Хозяин с новым интересом взглянул на нашего студента.

– Именно, именно! Именно, что Гейне. Похвально, что будущие правоведы находят время и для чтения стихов. Ведь в жизни вам придется иметь дело с людьми, а поэзия – это и есть квинтэссенция всего человеческого. Экстракт, так сказать, эмоций… Ну, и как же идет учеба?

– Увы, никак. – Владимир снова улыбнулся. – Я был студентом как раз до начала декабря. Нынче же бездельничаю в деревне. Надеюсь возобновить учебу через год.

– Вот оно что…

Похоже, доктор Грибов был немного озадачен. А Владимир смутил его еще больше, сообщив:

– Был исключен за участие в беспорядках.

Александр Алексеевич крякнул и недоуменно посмотрел на меня. Я еще больше растерялся.

– Постойте, постойте… – сказал вдруг Грибов. – Вы же сказали – «профессиональный интерес»? Что-то я не понимаю.

– Ну, все, в общем, просто, – произнес Владимир нарочито беззаботным голосом. – Мы с господином Ильиным обитаем в шестидесяти верстах отсюда. В деревне Кокушкино. Там находится имение моей матери, куда я и был отправлен под надзор полиции. А господин Ильин там управляющий. И случилась у нас недавно история…

– Кокушкино? Стойте, стойте! – перебил его доктор Грибов. – Уж не об утопленниках ли вы ведете речь? Которых на прошлой неделе, кажется, там выловили? Вернее, из льда вырубили?

– Именно, именно, – подхватил я с облегчением, – именно с ними, господин Грибов. С этими несчастными, потому что вот… – Я повернулся было к Владимиру, но студент наш договорить мне не дал. В руке он держал уже знакомый мне нумер «Архива судебной медицины и общественной гигиены», который, видимо, держал за пазухой – наверное, во внутреннем кармане тужурки.

– Вот-с, господин Грибов, – быстро заговорил он. – Интерес наш носит характер научной дискуссии.

– Даже так? – Грибов в очередной раз снял пенсне и теперь смотрел на нас, близоруко щурясь. – Нуте-с, нуте-с. Что же за дискуссия между вами разгорелась? И что это за журнал у вас?

– А-а, вот в этом-то все и дело! – воскликнул Владимир. – Журнал этот из библиотеки моего деда, Александра Дмитриевича Бланка. Он семь лет служил полицейским врачом в Санкт-Петербурге, а потом и инспектором врачебной управы. И я полагаю, что будущему юристу совсем не вредно изучить, по крайности, некоторые, самые любопытные случаи.

Доктор снова водрузил на нос пенсне.

– Так-так-та-ак… – протянул он благожелательно. – Мудрое решение, взвешенное. Я бы сказал – неожиданное для вашего возраста, но разумное…

– Вот здесь, – Владимир открыл журнал, – я нашел описание происшествия, сходного с тем, которое случилось в нашем Кокушкине. Извольте посмотреть! – Он подошел к доктору и положил перед ним журнал.

– Ага… – Доктор Грибов углубился в чтение. – Да-да… Да-да… – Он оторвался от указанной заметки. – И что же? В чем предмет упомянутой вами дискуссии?

– Да вот… – Владимир повернулся ко мне. – Господин Ильин, будучи свидетелем извлечения тел и приняв даже непосредственное в нем участие, категорически утверждает, что оба несчастных умерли вследствие утопления. Я же говорю, что, по крайней мере, в случае с мужчиной вполне мог иметь место случай, аналогичный имевшему место быть в 1857 году и описанному вот здесь, – он постучал указательным пальцем по журналу, – Евгением Венцеславовичем Пеликаном, профессором Санкт-Петербургской медико-хирургической академии.

Доктор Грибов посмотрел на Владимира, затем на меня и укоризненно покачал головой.

– Ну, милостивый государь, – обратился он ко мне, – вы, конечно, не медик, но все-таки… Помилуйте, господин Ильин, ну какое же там могло быть утопление? Нет, ваш юный оппонент, безусловно, прав! Случай этот весьма похож на петербургский, весьма.

Я промычал что-то неопределенное, изо всех сил стараясь не вспылить и не наговорить оскорбительных вещей – не доктору, разумеется, но юному хитрецу, выставившему меня в столь нелепом свете.

– Да нет, вы не спорьте, голубчик! – Доктор даже руками взмахнул. – Сердце у него больное было. Так что причиной смерти стала внезапная остановка сердца. Утопление! Как же! Да ежели бы он утонул, в легких была бы вода, уважаемый господин. А поскольку оказался он в реке, как можно судить, незадолго до ледостава… Словом, в этом случае имелись бы серьезные повреждения легочной ткани вполне определенного характера. Но их нет. А вот органические изменения сердечной мышцы, миокарда, – налицо. Так что диагноз именно таков: остановилось сердце. Думаю, от переохлаждения. Это и стало причиной смерти.

– Вот оно что… – пробормотал я. – Ну да, конечно… как же-с…

– И что вы думаете, давно ли этот человек страдал сердечным заболеванием? – спросил Владимир.

– Не меньше десяти лет, – уверенно ответил доктор Грибов. – Никак не меньше. Вообще, должен вам сказать, уважаемый господин… э-э…

– Ульянов, – напомнил Владимир. – Владимир Ульянов.

– Да, так вот, господин Ульянов, должен вам сказать, что нам очень повезло, если позволительно так выразиться, с тем временем, когда этот господин изволил купаться. Пребывание во льду сыграло роль консервации, так что сейчас, спустя почти три месяца, мы имеем картину именно такую, какая была при жизни нашего… гм-гм… пациента.

– А скажите, доктор, какие, по-вашему, лекарственные препараты принимал этот господин при жизни?

Доктор Грибов задумался.

– Ну, что тут сказать? Да разные препараты мог принимать, разные. Ну, например, анилнитрит, в пилюлях. Нитроглицерин…

– Тоже пилюли? – спросил Владимир.

– Нет, это капли. Настойка дигиталиса, очень эффективна, но и опасна. Тоже капли, как вы понимаете. Недавно вот читал – доктор Боткин рекомендует тинктуру «конваллярия майалис». Сиречь – ландышевую настойку. Эту тинктуру наш гипотетический пациент тоже мог принимать. Ну и, не исключено, лауданум. Опиумную настойку. Она хороша и как сердечные капли, и как лекарство от бессонницы, и как успокоительное средство вообще. – Закончив перечисление, доктор выжидательно посмотрел на Владимира.

– Понятно. И что же – какие-то препараты такой больной всегда носит с собою?

– Иначе и быть не может. С сердечной недостаточностью шутки плохи, господин Ульянов, – назидательно сказал доктор Грибов. – И кому понимать это, как не больному! А тут, как я уже сказал, сердечник с опытом не менее десяти лет. За такое время он уже инстинктивно должен был бы класть пузырек с каплями или коробочку с пилюлями в карман при выходе из дома. А что?

– Нет, ничего, благодарю вас… – Владимир задумался. – Позвольте еще вопрос, доктор. Как вы полагаете, сколько лет было умершему?

– Лет двадцать восемь, двадцать девять. Тут возраст определялся довольно легко. Как я уже говорил, благодаря льду тело мужчины сохранилось в отличном состоянии. Чего не скажешь о женском теле. Но тут ведь тоже причиной смерти не утопление стало. Впрочем, коли вы участвовали в извлечении тел, так, наверное, и сами знаете.