– Мы уже не дети, – басом сказал Сашка, – чтобы нас водить за нос.

– Ты все-таки балда, – беззлобно сказал Роман. – При чем тут «за нос»? Я сказал – в дебри. В чащобу духа. А секс, он где? Он на опушке.

Я тогда представил, как это все в тебе происходит. Бежит в тебе алая-алая – это русская кровь, а в ней фонтанчиками бьют синяя немецкая, светло-зеленая польская, оранжевая монгольская…

А потом он прыгнул через газон и этим прыжком враз порушил такую стройную, такую устойчивую концепцию. Вера тогда испугалась на всю жизнь, на всю жизнь она возненавидела Людмилу Сергеевну, на всю жизнь поселился в ней страх, что Костя может уйти, если его позовут. Просто невероятно, как он от себя не зависит, и стоит только захотеть той женщине…

Она потрясла дверь, давно зная, что с неживыми предметами надо поступать так же, как с живыми: трясти, шлепать, тогда они подчиняются, слушаются, и действительно, ключ сразу вошел в щель, будто вспомнил забытую дорогу, и дверь открылась.

«Приезжай. Бога нет. Я есть… Ты есть… Мы есть…»

…Потому что я не Чехов. И во мне не все прекрасно. Так ведь?

«Жизнь – ведь это труд и труд, труд и там, и здесь, и тут…»

А помнишь, как ты злилась? У человека должна быть высокая цель. Крутить целый день педали – безнравственно… А мы были влюблены… И единственное наше пристанище было – велосипед… Какое это было счастье – ехать с ним на велосипеде… Он целовал меня в затылок… Ты знаешь… Лучше этого ничего не было в жизни…

Готовя самые тяжкие испытания, жизнь способна предварительно парализовать волю тех, кто мог бы что-то предотвратить.

Потому что «люблю» никакой не ответ, если тебя не просто не любят, а терпеть не могут.

Выше всего все-таки вера в то, что я был на земле не зря, а я вот именно в этом засомневался… Сам засомневался… Потому что оказалось, что нет у меня ничего и никого, кроме моей собаки…

В доме всегда должно быть чисто до степени неожиданного прихода чужого человека.

Хоронят в провинции со вкусом. Тут есть понятие, как… Как рассыпать впереди гроба цветы, какие при этом выпевать слова, как обращаться непосредственно к Богу, забыв про атеизм, и просить его взять на себя дальнейшую ответственность за покойницу. И как ставить столы на поминках, чтобы больше село… И любому алкашу, любой побирушке поднести и оказать уважение… «Помяни покойницу, помяни».

Каждое поколение говорит своими словами. И разрыв между отцами и детьми можно определять по количеству новых слов. И чем сильнее разрыв – тем заковырестей речь у молодых…

Мы страна, в которой отдельный человек есть, был и будет всегда объектом уничтожения… Разве мы вздрогнули после убийства Меня… Отстрел отдельных людей – давно норма жизни… И так будет вовек, потому что мы – такие. Даже лучшие из нас.

Кто не кусает, тот не живет.

Сказал бы ему кто, что женщина, лодыжку которой он сможет обхватить двумя пальцами, станет для него всем. Что он будет плакать, заворачивая и одевая ее в разные почти детские вещи, что он запродастся отвратительной халтуре, чтобы ей только сделали очки, какие ей надо. Подчеркиваю: не оправу, а именно очки-линзы. Когда она сидит с ногами в кресле и держит перед самым носом книжку, наматывая на палец любую нитку, которую можно откуда-нибудь выдернуть, у него плавится сердце. Никогда не было этого раньше, никогда не бухало куда-то там в печенку превращенное в горячие капли его мускулистое, четырехкамерное сердце…

…так вот с той самой минуты, как он ее увидел и услышал, он готов зависнуть над ней, чтобы защищать ее от всех и вся. С Викой он строил дом, возводил его, украшал его, а Сонька делает ему дом там, где в эту секунду находится… В купе ему с ней дом, в машине дом. В метро дом.

Алексей Николаевич думал о том, какие русские люди – великие аферисты. Есть выражение – судить со своей колокольни. Он просто видит сейчас вместо человеческих голов эдакие колоколенки, о четырех стенах, с башенкой вверху, и трезвонят, и трезвонят – каждая свое.

…И ироничная Алёна – длинноногая, длинноволосая, длинноносая, вся вытянутая каким-то причудливым замыслом вверх и чуть-чуть влево. Сидит, наклонив голову влево, щурит глаз левый, усмехается левым уголком губ, и нога левая у нее толчковая. И от всего такая ни на кого не похожая, что Илья до сих пор от нее в остолбенении.

Ведь счастье вообще со-частье. Только часть целого, поделенного с кем хочешь.

– Поздно привыкать к чужому хорошему, – сказал отец. – Я читал, как бежавшие после революции барыни мыли чужие подъезды своими кружевами. Но у них были кружева. И были мысли. У нас нет ни того, ни другого, сынок. Мы обугленные головешки огня русских бунтов. Мы пахнем бедой, а неприлично въезжать в чужой дом с дурным запахом.

Что значит вперед и назад в человеческой жизни? Если завтра – это вперед, то какой смысл в этом вперед, если лучшее было вчера. И человек хочет назад, потому что, в конце концов, он знает, что ему лучше. Это глупости, будто человек сам про себя ничего не знает. Человек знает про себя все. Просто он может что-то забыть, в чем-то еще не разобраться. Тогда тем более ему надо назад, чтобы вспомнить и понять… Вспомнить – всегда назад. Человек неимоверное количество времени вспоминает, значительно больше, чем мечтает о будущем. Так почему же тогда назад хуже, чем вперед?

Это неверно, будто правда все распутывает и делает ясным. Правда способна и на другое, она может все запутать, усложнить, а потому, что она – правда, выбираться из всего ею сотворенного бывает подчас гораздо сложнее, чем выбираться из лжи.

…Жить без любви можно только в двух случаях. Во-первых, если не отдаешь себе в этом отчета… Живешь и живешь. Так делает большинство, потому что любовь – редкость. Как талант. Как сокровище. Как красота. Во-вторых… Если надо жить во имя больного или беспомощного… Потому что есть вещи выше любви… Например, порядочность…

Мы удивительно косноязычны. Нынешние учителя. И логопед тут не поможет… Потому что нельзя научить, если нечего сказать… Учись размышлять, деточка, над всем, что видишь, слышишь, чувствуешь… А логопед твой пусть идет следом… Главное – было бы что сказать! Что может быть естественней, к примеру, врачевания, сеяния хлеба? Есть работы, которые вытекают из самой природы человека. Они самые радостные, и их приятно делать. Но есть работы, которые мертвы изначально. Посмотрите на лица людей, делающих неестественную работу. Они у них тяжелы, неподвижны, затверделы. Но я не о них. Бог с ними, какое нам до них дело, мы их можем только пожалеть. Наша же с вам работа из всех естественных самая естественная. Ибо каждый человек уже от рождения обязательно немного учитель. Когда юная мать дает ребенку первый раз грудь, она дает ему первый жизненный Урок. И это ей сладко, как потом будет сладко высаживать сына на горшок, учить пользоваться вилкой, переходить улицу и так далее. В каждом из нас изначально есть педагогическая жилка. Она дана нам, как голос, как слух, как способность мыслить. Она основа человеческого контакта, контакта универсального, все время передающего знания, опыт, мудрость, доброту… Без неё человечество не выжило бы. И вот мы с вами, хитрецы, взяли на себя радость всего-навсего управлять этим прекрасным, идущим в чем-то независимо от нас процессом передачи знания и опыта. Мы взяли на себя труд открывать двери тому, что само уже пришло. И нет на свете ничего легче, чем открывать двери. Ну что вы на меня так смотрите? Вам привычней считать себя каторжниками, мучениками? Стыдитесь, друзья мои! Вам повезло во времена сложные и путаные делать человеческую работу – учить и воспитывать, открывать двери и показывать путь. Обопритесь же на то, что у вас есть от природы. Вы скажете: а педадогический талант? Он должен быть или нет? Отвечаю: нельзя рассчитывать на талант, ибо он редкость. Он, может, объявится сегодня, а может, его время в следующем столетии, а дети рождаются и растут и приходят к нам такими, какие мы есть, и тогда каждый из нас должен высвободить из плена ту трепетную жилку, которая есть природный педадогический дар, и пойти у неё на поводу. Повторяю: не связывать узлом, чтоб была покрепче, а именно пойти у нее на поводу. И произойдет с вами невероятное – вам станет легко. И не будете вы корчиться в педадогических муках, ибо таких мук нет. В воспитании детей есть естественность протянутой на помощь руки, так освободите из плена эту естественность!…Ничего не надо в себе ломать, не надо искать в помощь костыли и инструкции, надо просто следовать самому себе. Жить естественно и естественно отдаваться своей работе. Без жертвенности, без мук. Вы люди, которым повезло плыть по реке, тогда как многие трясутся на ухабах пыльной дороги. Вы – всегда на реке.