отлично! Внял Господь вашим молитвам, Ирина Валерьевна, очнулась она! Вчера ненадолго в себя приходила. Теперь уж наверняка на поправку пойдет, вот увидите. Вы ближе к обеду, как с делами управитесь, ко мне зайдите, я вас проведу, хоть порадуетесь за нашу птичку.

— Виктор Афанасьевич! А можно я лучше после смены у Дашеньки посижу? Вы же знаете, я тихонечко… Тем более у меня источник после отдыха полный, а девочке любая капля на пользу пойдет.

Шаврин внимательно посмотрел на администраторшу — такая самоотверженность по отношению к незнакомой женщине иногда ставила его в тупик. Если б не знал наверняка, что они не родственницы, точно бы решил, что перед ним мать или бабушка больной.

— Ну, если только недолго. Она пока в покое нуждается: шутка ли, три года проваляться… Хотя… приходите, уж вы-то хуже не сделаете.

За целый день Ирину Валерьевну еще не раз поздравили с выходом из комы любимой пациентки, так что к вечеру женщина уже с нетерпением караулила доктора в его отделении.

— Проходите, только тихо. — Виктор Афанасьевич открыл дверь в палату, пропуская заждавшуюся администраторшу внутрь.

В палате произошли изменения. Попискивали какие-то новые приборы, на больной появились дополнительные датчики.

— Вы, если жизненные импульсы хотите дать, делайте это сейчас, при мне. У нее какое-то нестандартное эхо появилось, хочу посмотреть.

Ирина Валерьевна кивнула и положила руку на грудь пациентки. Сосредоточившись, женщина стала вливать в больную небольшие порции силы. Шаврин держал какую-то свою технику и внимательно вглядывался в видимые только ему результаты.

— Точно, интересный эффект. Как будто чуточку усиливает воздействие. Вы как, голубушка, не утомились? — перевел внимание доктор на посетительницу.

— Не очень. Все-таки первый день после отдыха. Жаль, что больше не могу, а то бы еще выдала.

— Ни-ни-ни! — замахал руками Шаврин. — И этого достаточно. Ей сейчас лучше совсем маленькими порциями. Хорошо бы, конечно, от родственников, но где ж их взять-то.

— А что, Егора так и не нашли?

— Нет, тишина. По крайней мере, маячки до сих пор носим. Если б нашли — наверное, уже забрали бы. Жалко мальчишку, талантливый был. Из него целитель не хуже матери получился бы, а уж как ее-то сослуживцы хвалили… Эх…

— А Дмитрий как?

— А что Дмитрий? Не видно и не слышно. На каникулы приедет, наверное, а так — учится в Царском Селе. Да и не очень его энергия подойдет, у него ж темный треугольник. Как еще выносила-то, бедняжка…

Это да. Источники двух видов: вода-воздух-жизнь и земля-огонь-молния — встречались в восьмидесяти процентах случаев и назывались соответственно светлым и темным треугольниками. Редко когда одаренный одинаково мог развить все доступные стихии, обычно довольствовались одной-двумя, но если задаться целью, то и третью стихию (или третий угол, кому как угодно называть) с трудом, но прокачивали. Еще двадцать процентов отводилось на нестандартные сочетания или на всякие отклонения типа четырех— и пятиугольных источников, но владевшие ими одаренные обычно были на порядок слабее классических, хотя бывали и исключения.

Впрочем, понять, какой перед тобой одаренный, можно было только по применяемым им техникам. Увидеть источник, да и вообще чужую силу, как и электричество, до последнего момента было невозможно. Только сам одаренный видел свое воздействие до его оформления в какую-либо технику. А другим, когда их поджарит или затопит — не все ли равно чем? Силу давно научились измерять, регистрировать, но именно увидеть ее в человеке пока еще никто не мог. Разве что в сказках и легендах встречались видящие. Например, ходили слухи, что один из ближников царя Александра I обладал таким умением, но даже в хрониках того времени этот факт упоминался как непроверенная информация.

А еще две эти линии плохо скрещивались, давая слабое в плане магии потомство, поэтому в пару одаренным старались всегда подобрать партнера с похожими умениями, чтоб способности сохранились и усилились в следующем поколении. И только девушки с хорошо развитой жизнью подходили любому роду, усиливая способности любого треугольника, за что и ценились. А раз так, то никого и не удивляло, что в одной семье живут два таких разных брата. Ясно же: старший унаследовал дар отца — мощный темный треугольник Морозовых, а вот младший, видимо, уродился в мать — со светлым источником.

— Ну, оставляю вас. Только долго не сидите. Я сестру на посту предупрежу: через часик вас выгонит, уж не обессудьте. Дарье все равно еще долго восстанавливаться. Кожа да кости только и остались. А вам тоже отдыхать надо, иначе как работать будете? — Доктор, прощаясь, галантно поцеловал руку заботливой женщины. — До свидания, Ирина Валерьевна.

— Спасибо, Виктор Афанасьевич. До свидания.

Доктор ушел, а моложавая администраторша взяла в свои руки ссохшуюся Дашину ладошку и начала что-то наговаривать вполголоса.

Но на следующий день Шаврин встретил Ирину Валерьевну хмурым. Очнувшаяся ранее пациентка опять не приходила в себя, а ее источник, наличие которого регистрировали приборы, опять работал еле-еле.

— Ну как же так? Ведь девочке вчера было явно лучше! — всплакнула Ирина Валерьевна в кругу медсестер. Персонал изо всех сил сочувствовал несчастной женщине: пожалуй, даже больше, чем самой пациентке.

— Не расстраивайтесь, Ириночка Валерьевна, миленькая: придет она еще в себя! Теперь начало положено — значит, все будет хорошо, — гладила по руке расстроенную администраторшу самая молодая из сестричек, Юленька. — Да мы ей все расскажем, как вы за нее переживаете; вы еще посаженой матерью на ее свадьбе отгуляете…

Неутешная дама осаждала Шаврина с требованием хоть что-то предпринять, но тот был хмур и неразговорчив, отмахиваясь от любых просьб, и лишь к вечеру смягчился:

— Посидите у нее недолго. Только пятнадцать минут, не больше. Я за вами попозже зайду.

И опять у койки осталась так горячо переживающая за Дашеньку Вержбицкая.

— Ну что ж мы глазки-то не открываем, голубушка?‥ Что ж мы в себя-то не приходим совсем?‥ Доктора вот расстроила, птичка моя… А вот не надо чужих мальчиков на себе женить… Тогда бы и все хорошо было… — Если бы кто-нибудь мог разобрать ласковое бормотание Ирины Валерьевны, то сильно бы удивился.

— А что это вы, позвольте спросить, делаете? — В распахнутой двери, кроме Шаврина, виднелась еще парочка незнакомых лиц.

Ирина Валерьевна, застигнутая в момент начала перекачки в капельницу какого-то раствора, заметалась на месте, пытаясь скрыть улики, но умелые руки сопровождающих доктора мгновенно скрутили сопротивлявшуюся женщину.

— Что в шприце?! — гневно спросил Шаврин. В этот момент он совсем не походил на милого дамского угодника, каким его знали коллеги. — Блокиратор? Отвечай, тварь, я же все равно анализ сделаю!

— Извините, Виктор Афанасьевич — это теперь улика. — Один из находящихся в палате мужчин аккуратно, но непреклонно оттеснил доктора от вещдока. — Анализ мы сами сделаем.

— Да пусть ответит, мразь, мне же время дорого! — не унимался