кислорода на высоте восемь тысяч метров.

Он красиво играл. И немного заигрался.

Чем успешнее шли дела Сэма в горах, тем хуже было в миру. Устраиваться на постоянную работу не имело смысла. Попытки завести свое дело терпели крах. Только начинало что-то вырисовываться, как пора уже было паковать чемоданы. И все летело к чертям. А промальп, как верный пес, преданно ждал у дверей дома…

Сами экспедиции денег тоже не приносили. Если удавалось выйти в нули, то это было уже почти чудом. Антон видел как-то по телевизору интервью с Сэмом. Среди прочего корреспондентка спросила его, платят ли деньги за восхождения.

— Еще бы! — уверенно произнес Сэм.

— А сколько, если не секрет?

— Доллар — метр! — хвастливо заявил он.

В глазах корреспондентки появилось напряжение — она считала в уме.

— Вверх идешь — получаешь, — усложнил ей задачу Сэм, — вниз идешь — отдаешь…

Хотя однажды жизнь все-таки повернулась к Сэму передом, и ему чуть было не удалось совместить приятное с полезным. Его наняли в качестве эксперта в одну московскую фирму, которая решила заняться производством оборудования для всяких экстремальных развлечений, все больше входивших в моду. Сэм должен был испытывать альпинистское снаряжение и давать ему оценку. А в дальнейшем возможно и рекламировать его. Он был почти что счастлив. Однако музыка играла недолго. Вернувшись из первой же испытательной экспедиции, бескомпромиссный Сэм абсолютно все раскритиковал. Причем в обычной для себя манере — не взирая на лица и не выбирая выражений. И контракт с ним расторгли. Генерального директора взбесила фраза «Такими ледорубами только Троцкого убивать».

И вскоре Сэм стал немного побухивать, но так, без фанатизма…

Были уже сумерки, когда позвонил Юрочка и туманно намекнул, что видимо задержится. Для удобства они все тут переключились на местную сеть, потому что обещанные рации Толстый так и не прислал. Мобильника не было только у Антона — он всерьез решил оборвать связь с миром.

— А что мы жрать будем? — спросил Сэм нежным голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Юрочка что-то отвечал, и Тимоха попросил включить громкую связь.

— В нашем обществе изобилия мы подвергаемся опасности переесть, — зазвучал в эфире довольный голос Юрочки, и рядом с ним отчетливо послышался женский смех. — Поэтому надо сокращать часы пребывания за столом, чтобы посвятить освободившееся время занятиям любовной игрой.

— Скотина, — прокомментировал Тимоха.

Похоже, ослабевший было на германщине Юрочкин «Декамерон» вновь набирал силу.

— Ты узнал об этом из украинской конституции? — невозмутимо поинтересовался Сэм.

— Это «Дао любви», старик, — в трубке опять раздался женский смех и потом снова голос Юрочки — полушепотом, видимо он прикрывал трубку рукой. — Ты бы ее видел! Она богиня, старик. Мадонна…

И уже в полный голос:

— А о еде не беспокойтесь. Я достану вам ящик настоящих французских сардин.

— Подонок, — сказал Тимоха, — Штирлиц хренов.

Тут в мобильнике что-то зафонило, и слышимость пропала. Проблемы со связью были здесь в порядке вещей, и вышка, на которой они торчали уже почти полгода, должна была отчасти эту проблему решить.

— Небось, какая-нибудь шмара, — пробурчал Тимоха.

Возникла пауза. Каждый думал о том, где и как в надвигающейся ночи достать еды и питья.

— А я, кажется, догадываюсь, что он подарит Людке, — Сэм убрал телефон в клапан комбинезона.

— Триппер? — сказал Антон.

— Ты знал! — засмеялся Сэм.

Уже начало стремительно темнеть, и в городке зажглись первые огни. Огни небольшого города, как называл их Антон. И тут Тимоха проявил не свойственное для себя мужество и сказал, что пойдет на хутор. В одном из дворов приторговывали водкой — для местных алкашей и соседских дачников. И Тимоха время от времени пользовался их услугами.

— Попроси хотя бы хлеба! — взмолился Сэм.

— Попробую, — сурово ответил Тимоха. — Хотя ничего не обещаю…

Хутор находился за небольшим холмом, в противоположной от города стороне. Какое-то время Тимоха еще маячил темным пятном на белой проселочной дороге, но потом стало совсем черно. Ни о каких сборах речи уже не было. Но уходить вниз тоже не хотелось. Свежий ветерок принес долгожданную прохладу. Городок весело мерцал огнями, за рекой двигался разноцветным пунктиром пассажирский поезд.

Какое-то время лежали молча. Антон одну за другой зажигал спички и кидал вниз. Не долетая до земли, они гасли.

— И что будешь делать? — нарушил тишину Сэм.

— Не знаю, — сказал Антон.

— А жить на что?

— Хороший вопрос…

Действительно — на что жить? И где жить? Но сейчас Антон не хотел об этом думать…

— Ну, а все-таки — надо же чем-то заниматься?

— На фабрику пойду, — сказал Антон. — Пусть меня научат.

— На какую еще фабрику?

— На фабрику грез.

— Что, Тонино, — Сэм заворочался в темноте, устраиваясь поудобнее, — слава Феллини не дает покоя?

Антон обернулся в его сторону:

— А кто это такой — Слава Феллини?

Сэм засмеялся…

— И про что же будет твое кино? — спросил чуть погодя.

— А ты угадай.

— Наверное, про любовь? — улыбнулся Сэм.

— Да, Сэм, про любовь, — Антон чиркнул спичкой, но не бросил. Держа ее в пальцах, смотрел, как язычок пламени разгорелся и почти сразу же потух. — А еще про кровь…

— Нет, правда. О чем ты хочешь снимать?

— Да про вас, про уродов.

— Неужели ты думаешь, что кому-то будет интересно про нас смотреть?

— Ну, во-первых, мне самому.

— А во-вторых?

— Не знаю. Может, и найдется еще пара-тройка душевных калек…

Помолчали.

— И сколько тебе на это нужно? — спросил Сэм.

— Миллион.

— Миллион чего?

— Да чего угодно. Хоть дохлых кошек.

— Сочувствую, — серьезно сказал Сэм.

Тимоха тоже куда-то пропал. Прошел уже почти час, как он ушел, а до хутора было минут пятнадцать нога за ногу. Антон покричал немного в темноту, но ответа не было. И тогда Сэм поднялся и сказал, что ему все надоело и он идет к сторожам на бахчу — за самогоном.

— Тебе не кажется, что мы деградируем? — спросил Антон.

— В каком смысле?

— В алкогольном. Сначала хотели вина, потом водки. Теперь вот до самогона докатились…

— Возможно, — отозвался Сэм из темноты.

В свою очередь Антон попросил Сэма прихватить арбузов.

Луна куда-то делась, и двигаться приходилось на ощупь. Сэм пошарил под брезентом и отыскал налобный фонарь. Тот еле горел, но он все равно его нацепил.

— Раньше я спускался вниз за едой и женщинами, — печально процитировал он напоследок. — Теперь только за едой…

Какое-то время было слышно, как стучат по перекладинам его кованые ботинки, потом тусклый свет фонарика мелькнул среди деревьев, и, наконец, Сэм тоже исчез в ночи.

Антон перевернулся на спину и посмотрел в небо. Хорошо было вот так лежать, смотреть на звезды