Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый удар пришелся по предплечью. Ошпарил, словно кипяток. Нет. Словно кипящая смола, которую на тебя вылили. Ничем не смыть. Горит, разъедает кожу, раздирает до костей.
Я громко закричала от боли.
Свистящий звук… второй удар. По плечу.
От третьего удара я пошатнулась и присела на пол, прикрылась руками. Плакала и кричала, но град ударов продолжал сыпаться, обжигая колени, бедра, ладони, что я выставила вперед. Казалось, моему аду не было конца.
— Перестань! Прекрати! — раздался душераздирающий вопль.
На мистера Торнхилла бросилась Грэйс. Повисла на его руке, рыдая и моля остановиться. Оттолкнув дочь, он замахнулся еще раз, но в этот раз попал по собственному сыну, который выскочил передо мной, загораживая собой. Удар пришелся по его развернутой ладони.
— Отец! Что ты делаешь?! Это же Ди!
— Это Ди… — повторил он за сыном, покачиваясь, словно пьяный. — Неблагодарная девчонка… Проклятье… Мое проклятье…
Лора Торнхилл смотрела в нашу с ним сторону с плохо скрываемой ненавистью, швырнула бокал от вина, что держала в руках, в стену. Осколки разлетелись по комнате, по белой штукатурке поползло красное пятно. Словно кровь.
Прислуга застыла в ужасе. Мать за все время так и не шелохнулась. Не встала на мою защиту. Так и стояла, уставившись неживым взглядом в картину напротив. Будто кол проглотила.
— Вы слишком добры к ней, дети, — заявила Лора Торнхилл.
У Алекса было такое зеленое лицо, как будто его вот-вот вырвет. Я видела, как мелкой дрожью тряслись его руки, все это время он смотрел на меня неотрывно.
— Вы сумасшедшие… — покачала головой Грэйс, и тут же истерично рассмеялась. — Мерзкая семейка! О, мы все друг друга стоим!
Смеялась и смеялась, вытирая слезы и держась за живот, пока Лора не подошла к ней и не залепила звонкую пощечину. Я забилась под стол.
— Девочка моя, тебе нужно выпить таблетки. Принести? Все будет хорошо.
От последней фразы матери безумный смех девушки стал еще громче. Она кулем опустилась на пол и сидела, схватившись за голову и покачиваясь. Бесконечно смеялась, но на блестящий паркет падали слезы.
Это было начало конца. Торнхиллы потеряли свою дочь.
— Всем разойтись! Немедленно! — рявкнул мистер Торнхилл.
Прижав руку ко рту, первым вылетел пулей Алекс. Как я узнала потом, ему стало плохо и его увезли в больницу. Прислуга тоже разошлась. Я видела, как удаляется моя мать… Потухшими глазами смотрела на ее спину.
— Идите спать, — приказал он оставшимся в гостиной Грэйс и Лоре.
Последняя равнодушно вышла, а Грэйс осталась. Перестала смеяться. Смотрела на отца исподлобья.
— А ты чего ждешь?
— Думаешь, я оставлю ее с тобой наедине? — с презрением бросила девушка.
— Что ты…
— Я знаю твой секрет, любимый папочка, — скривилась она. — Ты просто омерзителен.
— Что… Это не то… — вся краска схлынула с его лица. Он впервые растерялся.
— Да что ты? Трудно поверить после всего, что успело сложиться в моей голове. Твоя одержимость больна. Я много об этом думала, отец. Интересно, это только на нее ты так смотришь, или на других тоже? Может, и на меня особым взглядом смотрел?
— Что ты несешь? — он ошеломленно попятился от нее, закрыл лицо руками.
— А что? Кто тебе больше нравится? Чистая невинная девочка или развратная, уже бывалая девушка?
— Господи, Грэйс… Ты сходишь с ума…
В полном потрясении мистер Торнхилл смотрел, как она подскочила к зеркалу и схватила одну из помад матери. Ярко-красную. Густо намазала губы и повернулась к отцу, улыбаясь жуткой улыбкой. Помада была намазана криво.
Честно говоря, мне было страшно от нее. Ситуация совершенно вышла из под контроля. Грэйс была не в себе. Ей была нужна помощь.
Она начала кружиться и пританцовывать вокруг отца, посылая ему воздушные поцелуи. Мне не хотелось смотреть, но я смотрела, вцепившись в ножку стола и тихо дрожа от пережитого ужаса.
— Грэйс, перестань… Малыш, давай я запишу тебя на прием к одному моему хорошему другу… Прекрати! Сотри это немедленно!
Она уворачивала от него голову, но мистер Торнхил все равно попытался стереть кровавую помаду с ее губ. Опять раздался ее ненормальный хохот.
— Грэйс! Пожалуйста!
— Уходи отсюда, — наконец, она перестала смеяться. Серьезно взглянула на своего отца острым, как бритва, взглядом.
Какое-то время они молчали, буравили друг друга глазами. У них была своя безмолвная битва. Которую в итоге выиграла Грэйс. Мистер Торнхилл развернулся и, неловко покосившись на меня, произнес напоследок:
— Завтра поговорим.
Едва он ушел, она повернулась ко мне и, присев на корточки, протянула руку.
— Вылезай оттуда, Ди.
И хоть мне было боязно, я все равно приняла протянутую руку.
Когда я вылезла, она вдруг притянула меня к себе и сжала в крепких объятиях, зарывшись носом в мои волосы на макушке. Была подозрительно тиха, но плечи ее тряслись. Я поняла, что Грэйс беззвучно рыдала.
— Прости меня… Пожалуйста прости меня за все…
Мне было больно в ее объятиях, вспоротая кожа все еще горела и зудела. Но еще, честно признаться, мне было хорошо. Меня давно никто так не обнимал. Очень близко. Очень искренне и сердечно. Я никогда не думала, что буду оживать в объятиях Грэйс…
— Не плачь, Грэйс, — просипела я.
— Ты тоже плачешь. Пойдем со мной. Больше не буду реветь, обещаю.
Она потащила меня в свою ванную комнату. Набрала теплую ванну и аккуратно сняла с меня форму служанки.
— У меня есть мазь, от которой чуточку станет легче. Я мажу ею мозоли после пуант. Она помогает. И нужно немножко охладить раны водой. Давай я добавлю сок алое.
Нарочито бодрым голосом она болтала и суетилась надо мной. Я все еще всхлипывала, обняв колени руками. Мне было больно. Но помимо физической боли, меня разъедала боль душевная.
Я никак не могла понять, почему мир так жестоко обходится со мной? Что я делаю не так?
И почему вместо матери надо мной порхает Грэйс? Почему она ушла?!
Переодев меня в свою чистую одежду, девушка спросила:
— Что бы ты хотела прямо сейчас? Я постараюсь выполнить твое желание. Я так тебе задолжала, Ди… Ты не должна была брать на себя вину…
— Мне ничего не нужно.
— Совсем ничего? — расстроилась она. — Ты можешь взять из моей комнаты что угодно. Любую одежду или игрушки, что остались. Помнишь, фарфоровые куклы?
— Грэйс, ничего не нужно…
— А хочешь я прокукарекую песню для тебя? Или проглочу горсть земли? — на полном серьезе спросила она. Я попятилась от нее.