Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Естественно, — говорю, — откуда. Неспроста вагон ягод у Абрамчика оторвали с колесами. Там же капитализм. Истощение ресурсов.
— Последняя стадия, — добавляет Молчанов.
— А ягоды, грибы растут даром. Не надо сеять, ухаживать, выращивать. Вся прибавочная стоимость твоя. Помнишь старика Маркса? — спрашиваю.
— А как же.
— Почему ж капиталистам не захапать бесхозное добро?
— Логично, — отвечает Молчанов.
— Думаю, там не только ягодники изведены. Грибницы давно порушены.
— Порушены? Да выдраны с корнями! В лесах — пустыня.
— У них же — все на потребу, — говорю.
— Ничего святого, — соглашается Молчанов.
Короче, остановились на грибах. С трудом достали редкие в то время методички по бизнесу. Почитали (новое дело все же). Из теории выходило, что надо провести маркетинговые исследования. «Не проблема» — кажется, так отвечают настоящие бизнесмены на любые вызовы рынка.
В ближайшие выходные отправились в лес. Полдня скитались по замшелым валежникам и топким болотам. Собирали будущий экспорт. Молчанов набрал полкорзинки. У меня — чуть меньше ведра. Всё ссыпали в одну кучу. Отдышались, прикинули — бизнес непростой. Ох непростой. Но попробовать можно. Надо же с чего-то начинать. Почему не с грибов?
За месяц одолели все процедуры увязок и согласований. Оформили паспорта, купили билеты, собрали вещички.
Весьма кстати в это время открылось авиасообщение между нашим городом и норвежским Киркенесом. Теперь мы могли лететь в Скандинавию с короткой дозаправкой в Мурманске. Практически напрямую. Более того, нам выпала честь быть первыми авиапассажирами международного рейса.
Но об этом мы узнали не сразу.
Чтобы оформить командировку, взяли с собой исходные материалы незаконченного фильма. В общем, «направлены», как было сказано в приказе, «по обмену опытом и для монтажа…».
Знакомый шеф норвежской телекомпании Ренинг Свенсон в официальном приглашении обещал все устроить: встретить, поселить, дать студию с монтажным оборудованием, развлечь и даже выписать какой-то гонорар. В общем, ждали нас четырнадцать дней жизни в развитом капитализме, а затем, что самое важное, крупный международный (нет — трансконтинентальный!) грибной бизнес. За это и выпили, оторвавшись от земли.
— За грибы!
Сначала в целом. Потом за белые, подосиновики, подберезовики, рыжики, маслята…
— А за грузди?
— Ну, за грузди. За грузди обязательно!
Затем подошла стюардесса. Сделала замечание. За стюардессу, естес-с-с-твен-но, пили стоя.
В самолете было несколько пассажиров. В Мурманске они вышли. И оказалось, что в Норвегию летим мы вдвоем с Молчановым. Пока самолет ждал дозаправки, нас пригласили в отделение транспортной милиции. Затем там же появились встревоженные сотрудники аэропорта. Культурно и вежливо попросили не усугублять.
— А в чем дело, товарищи?
Объяснили, что в Киркенесе намечается большое торжество, посвященное открытию новой авиалинии. И у руководства есть серьезные опасения, можем ли мы достойно представлять настоящих советских пассажиров.
— Предупреждать надо, — говорю. — Мы бы готовились как-то по-другому.
— Передайте вашему руководству, что лично я не могу пр-пр-дставлять, — вдруг заявил Молчанов и сделал так: — Фр-фр-ффр. — Я не могу взять на себя такую ответственность — фр-фр-ффр. — Затем он принял позу крупного бизнесмена, глубоко затянулся «Примой», выпустил пару колец и сказал дурным голосом избалованного миллионера: «Отвезите меня на авто».
Сотрудники аэропорта начали консультироваться с начальством по телефону.
— Оно и к лучшему, — неожиданно согласилось руководство. — Отвезем. Благодарим за понимание.
И оказалось, что в Норвегию лечу я один.
Сознательного Молчанова администрация обещала доставить в Киркенес сегодня же, автомобилем.
Прощаясь, режиссер попросил меня выгрузить его чемодан с пленками в Киркенесе.
— И не уезжай без меня, понял? А то, — он сделал козу и игриво ткнул мне в бок, — забодаю, забодаю, забодаю…
— Догоним ваш самолет на машине, — пообещала администрация.
— Хочу, чтоб перегнали, — заявил Молчанов служащему в форме. — А то забодаю, забодаю, забодаю…
«И чего, — думаю, — задержали человека. Главное, все помнит. Шутит. Про чемодан десять раз повторил. Сообразил неплохо насчет авто. И вообще. Кто здесь нетрезвый? Да вы нас в Воркуте в прошлом году не видели».
Ого! В Киркенесе цветы, музыка. На здании аэропорта транспарант: «Добро пожаловать, русские друзья!»
Новый рейс все же. А я как-никак первый воздушный гость. И, главное, единственный. Языка не знаю, что делать — не понимаю. Хорошо, что норвежцы на плохом русском объяснили, куда двигаться. Думаю, специально выучили несколько фраз к нашему приезду. Получилось, что к моему.
Служащие помогли с вещами. Поднесли два чемодана: мой небольшой и огромный пластмассовый Молчанова.
— Что там? — спросил его перед отлетом. — Тяжеленный.
— Да так, — говорит, — материал для монтажа. Кассеты.
На паспортном контроле битком народу. Администрация с цветами. Журналисты направляют камеры и микрофоны. Кричат из-за ограждений, не дожидаясь завершения технической процедуры.
— Здравствуйте. Как долетели? — слышу перевод.
— Хорошо, — говорю, прикидывая, где здесь туалет.
— Цель вашего приезда?
— Культурная, — отвечаю, стараясь глубоко не дышать на пограничника. Он долго изучает удостоверение личности.
— А конкретно?
— Будем заниматься совместным творчеством с норвежскими коллегами.
— То есть? Что вы планируете делать?
— Собираемся снимать и монтировать фильм.
— О чем?
— Документы в порядке, — говорит пограничник по-русски, — присмотревшись внимательней, тихо добавляет: — Туалет направо.
— О чем фильм?
— О крепнущих культурных связях норвежского и советского народов, — говорю.
— Нельзя ли конкретней?
— Как, еще конкретней? — к горлу подступает резкая тошнота. С усилием делаю вдох. Выкладываю все, что слышал в репортажах наших корреспондентов о прибытии советской интеллигенции в зарубежные государства. — Мы соседи. Лучшее, что есть в наших традициях, мы должны передавать друг другу.
— То есть?
— В совместных творческих поисках будем находить путь к взаимопониманию.
— О господи. Сплошная чушь, — сказал какой-то корреспондент по-русски. — Вы правильно его переводите?