В открывшейся двери появилась высокая, с мягкими движениями блондинка лет под тридцать. На ней были красные брючки в обтяжку и, несмотря на холод, короткий красный топик, из-под которого было видно золотое колечко на пупке. Светлые волосы не длиннее дюйма образовывали мерцающий ореол над тонким лицом цвета слоновой кости, на котором доминирующее положение занимали томные, миндалевидные, слегка опущенные по краям темно-карие глаза. Носик у блондинки был прямой, губы — полные, красные и превосходной формы. На длинных босых ногах с ярко-красным маникюром были надеты туфельки с открытыми мысками на каблуках высотой в три дюйма. На одном из пальцев блестело серебряное кольцо.

— Я — Джульет Бодин, — услышала свой голос Джульет. Она была озадачена, сбита с толку. Неужели это дочь Тома и Синди? — Миссис Гидди сейчас… — начала было она.

— Я миссис Гидди, — ответила женщина, бросив на Джульет быстрый взгляд. Потом медленно перевела взгляд своих полусонных очей на Мюррея. Мгновенно потеряв всякую сонливость, она одарила его продолжительным откровенно чувственным взглядом. — Зовите меня Синди.

Джульет заморгала в полном смущении. Как Синди Гидди оказалась двадцатилетней? Ада рассказывала ей, что супруги унаследовали ферму от его родителей. И Джульет, естественно, решила, что Гидди должны были быть старше. Значительно старше.

— Это мой друг Мюррей Лэндис, — продолжала она, заставляя себя усилием воли собраться с мыслями. Ею овладело то же самое чувство, которое она испытала, когда впервые увидела Аду — а именно, что перед ней самозванка, слишком не похожая на созданный мысленно образ, чтобы быть реальной.

— Привет, мистер Лэндис, — промурлыкала реальная миссис Гидди.

Джульет увидела, как на оливковом лице Мюррея проступает румянец.

— Вы не могли бы дать мне ключ от дома миссис Кэффри? — прервала их Джульет, сомневаясь, что ее вообще кто-либо услышит, пока Синди демонстрирует свои прелести. Не будет никаких домашних печений, по крайней мере для нее. — Я обязательно верну его завтра.

— Когда угодно, — ответила Синди, грациозно поворачиваясь и предоставляя гостям возможность полюбоваться теми частями своего тела, которые до сих пор были скрыты. Они были восхитительны. Синди медленно отошла от двери и направилась на ярко освещенную кухню, надо думать, даже не заметив холодного воздуха, проникшего в дом через открытую дверь. Даже с порога Джульет разглядела, что эта миссис Гидди сама отделкой дома не занималась. Гостиная, видневшаяся по одну сторону от прихожей, была выдержана в раннеамериканских и теплых шотландских тонах. Стены кухни, находившейся прямо перед ними, были оклеены обоями с изображениями чрезвычайно больших чайников. Воздух в доме был очень теплым, явно пахло «травкой».

Синди исчезла на кухне, а затем неторопливо вернулась, неся ключ. На этот раз Джульет заметила, как сильно расширены у нее зрачки.

— Скажите, если возникнет необходимость в моей помощи, — проговорила она, предлагая ключ (и помощь), но не Джульет, а Мюррею. Синди держала ключ так, что для того, чтобы взять его, ему пришлось протянуть руку и остановить ее в нескольких дюймах от подбородка гостеприимной хозяйки.

Мюррей принял ключ, передал его Джульет, при этом краски, заливавшей его лицо, слегка поубавилось.

— Спасибо, я уверена, что позднее у меня появятся вопросы, — отозвалась Джульет, пытаясь придать своим словам дружеский тон, но больше по душе ей пришлась бы хорошая оплеуха Синди Гидди. Отчасти ее раздражение объяснялось элементарной грубостью этой женщины. Второй причиной, и она должна была признаться себе в этом, было сознание того, насколько она ошибалась, выдумав своих Гидди по образцу «односельчан». Глупо, очень глупо не понимать, что Эспивилл такая же часть начала «золотого века», как Манхэттен. Вероятно, деревня лорда Спаффорда, Байволд-он-Тайн, также соответствовала стилю своего времени (то есть соответствовала бы, если бы существовала). Романтическая литература времен регентства, возможно, и не является формой высокого искусства, но Джульет всегда гордилась тем, что противилась введению в свои произведения трафаретных персонажей. В этом случае она угодила прямо в западню.

В машину Джульет вернулась глубоко подавленная, позволив Мюррею снова сесть за руль. До следующего почтового ящика предстояло проехать всего ярдов пятьдесят. Сквозь голые ветви деревьев виднелся высокий дом миссис Кэффри неопределенно хаотичной архитектуры. Путь от шоссе к дому был расчищен, но песком не посыпан, и Мюррей проехал его с особой осторожностью. Выйдя из машины, они машинально закрыли дверцу на замок. И, оглядевшись, сами посмеялись над собой.

Помимо дома, который они намеревались посетить, и имения Гидди, примерно в трехстах ярдах вокруг не было ничего, только пустующие поля, безлюдная дорога, деревья, снег, фруктовые сады с крючковатыми деревьями на веренице округлых холмов, сосновые рощи за ними и, теперь уже не такие далекие, голубоватые горы. Все это было, как и говорила Ада, весьма, весьма красиво.

Они прошли к дому, снег хрустел под ногами. Дом, вставший перед их взором, похоже, был построен в начале прошлого века и оставлен на произвол судьбы в течение последних лет пятидесяти. Он был белым, точнее сказать, был таковым после покраски. Здание опоясывала крытая галерея, перила которой отваливались большими кусками. А вокруг галереи росло то, что во времена отца Ады было аккуратной живой изгородью из цветущих кустарников, ныне превратившихся в запутанный клубок ветвей ежевики, слишком высокой и, конечно, покрытой снегом. Две высокие кирпичные трубы тоже развалились. Окна были темными и грязными, некоторые стекла потрескались, часть окон была заколочена досками. Большая часть стекол оранжереи, располагавшейся по другую сторону от дома Гидди, давно разбилась, а сама оранжерея, судя по всему, стала пристанищем зимующих птиц, белок, енотов и, несомненно, других более экзотических лесных тварей.

Джульет задержалась у ступенек, ведущих на галерею, и вздохнула — пришли грустные мысли о том, как Ада жила в одиночестве в этих гниющих развалинах. Она писала, какой величины яблоневый сад достался ей от родителей. Джульет точно не могла вспомнить, но речь шла о площади более чем в сто акров. Из того, что Ада поведала об экономике Гловерсвилла, следовало, что цены на землю здесь чрезвычайно низкие. Тем не менее, подумала Джульет, Ада могла бы продать свое хозяйство (или по крайней мере часть его) за сумму, достаточную для того, чтобы купить себе или совместно с кем-нибудь приличный дом и спокойно доживать в нем свой век. То, что пожилая дама этого не сделала, Джульет отнесла на счет привязанности Ады к ее давно умершим родителям и, пожалуй, к канувшим в Лету временам, когда ее семейство играло в этих местах не последнюю роль.

Вздохнув еще раз, она поднялась по ступенькам и вставила ключ в замок обветшалой двери. Ключ повернулся не сразу. И тут же у ее лодыжек послышалось мяуканье и почувствовалось тепло живых существ.

— Нет, киски, нет! — воскликнула она, поспешно прикрывая дверь, чтобы кошки не убежали. Потом осторожно протиснулась внутрь. Мюррей протиснулся вслед за ней, и они захлопнули дверь.