— Я думаю, это он был оператором, — сказал я. —Когда они снимали тот фильм, в комнате должен был находиться еще один человек. Камера двигалась, делала наплывы и отъезды. Конечно, можно снять самодельный фильм, если поставить камеру, как надо, и играть перед ней, но там было по-другому — они много времени находились в кадре оба сразу, а камера передвигалась.

— Я ничего такого не заметила. Наверно, уж очень была поглощена тем, что там происходило.

— Ты видела фильм только один раз. А я на следующий день просмотрел его еще два раза.

— Так что мог обратить внимание на детали.

— У Левека был опыт съемок. Он три года работал на студии — по-видимому, по технической части. Потом какое-то время работал внештатно. И к тому же торговал в книжной лавке на Таймс-сквер. И был арестован, когда Кох устроил очередную чистку. Если искать человека, который мог бы снять порнофильм, вполне естественно было обратиться к нему.

— И ты дал бы ему снять, как совершаешь убийство?

— Возможно, они что-то про него знали и могли не беспокоиться. А возможно, убийство не планировалось — они просто хотели помучить мальчишку и только чересчур увлеклись. Все это не важно. Мальчика убили, а фильм сняли, и если с камерой работал не Левек, то, значит, кто-то еще.

— А в конце концов пленка оказалась у него. — И он ее спрятал. По словам Герты Эйген, у него были только те пленки, которые она продала Филдингу. Что-то тут не сходится. У человека его профессии наверняка должно быть множество кассет с собственными записями. Он большой любитель кино, он должен был постоянно записывать фильмы с телеэкрана. Должен был хранить копии своих операторских работ — и порнографических тоже. И должен был иметь несколько чистых кассет на всякий случай.

— Ты думаешь, она соврала?

— Нет, я думаю другое — кто-то побывал в его квартире на Коламбус-авеню, пока он лежал еще теплый в проулке на Западной Сорок Девятой. Правда, при нем не нашли ни часов, ни бумажника, так что это похоже на ограбление, но при нем не нашли и ключей. Я думаю, кто бы ни убил его, он отправился к нему в квартиру и унес все кассеты, кроме тех, которые везде продаются.

— А почему они не забрали все до единой?

— Возможно, не горели желанием посмотреть все три версии «Мальтийского сокола». А возможно, там было столько самодельных записей, что они и их-то едва унесли. Зачем забирать то, что их наверняка не интересует?

— А интересовала их как раз та пленка, которую мы видели?

— Ну, он мог снимать для Резинового Мужчины и еще что-нибудь, а копии хранить у себя. Но эту он припрятал особо старательно. Он не только взял продажную кассету с фильмом, но еще и прокрутил его минут на пятнадцать вперед, прежде чем начать поверх него переписывать ту запись. При беглом просмотре любой человек подумал бы, что это «Грязная дюжина», и отложил бы ее в сторону.

— Наверное, для твоего приятеля это было страшное потрясение. Сидит он с женой, смотрит на Ли Марвина и его парней, и ни с того ни с сего…

— Да уж, — сказал я.

— А почему Левек так старательно прятал эту запись?

— Потому что перепугался. Вероятно, по той же самой причине он и расспрашивал Мэнни про частного детектива.

— А прежде чем он успел тебе позвонить…

— Не знаю, возможно, он и вообще не позвонил бы, — сказал я. — Но перед тем, как звонить тебе, я еще раз поговорил с Мэнни. Он просмотрел свой прошлогодний календарь, когда пришел домой, и точно установил дату разговора с Левеком, потому что вспомнил, какой фильм они тогда снимали. Этот разговор состоялся где-то на третьей неделе апреля, а Левека убили только девятого мая. Он или обратился к кому-то еще, или решил, что управится сам.

— А с чем он собирался управиться? Он что, шантажировал их?

— Не исключено. Возможно, он снимал много таких фильмов и шантажировал вовсе не Резинового Мужчину, так что его убил кто-то еще. Возможно, он собирался позвонить мне, но так и не собрался. Он не мой клиент, и не мое дело расследовать его убийство.

В доме напротив зажглось несколько окон. Я продолжал:

— И заниматься Резиновым Мужчиной — тоже не мое дело. Мое дело — Термен, а им я совсем не занимаюсь.

— Но разве плохо будет, если все это сойдется вместе?

— Я об этом думал, — сознался я.

— Ну и?

— Вряд ли на это можно рассчитывать.

Элейн начала что-то говорить, но чихнула и сказала только — хорошо бы это был не грипп. Я пообещал зайти к ней завтра и велел пока налегать на витамин С и лимонный сок. Она сказала, что так и делает, хотя, честно говоря, ни капельки не верит, что от этого может быть хоть какой-нибудь толк.

Некоторое время я сидел, глядя в окно. Ночью обещали похолодание, а к утру, возможно, снег. Я взял «Справочник Ньюгейтской тюрьмы» и почитал про разбойника по имени Дик Терпин, который в свое время был чем-то вроде народного героя, хоть я так и не смог понять почему.

Примерно без четверти восемь я позвонил кое-куда и ухитрился разыскать Рея Галиндеса — молодого полицейского-рисовальщика, который когда-то расспрашивал нас с Элейн, чтобы набросать портрет человека, угрожавшего убить нас обоих. Я сказал ему, что у меня для него есть работа, если он сможет уделить мне час-другой. Он ответил, что будет свободен утром, и мы договорились встретиться в холле отеля «Северо-Западный» в десять.

В восемь тридцать я отправился на собрание в церковь Святого Павла, а оттуда — прямо домой. Я решил было лечь спать пораньше, но вместо этого просидел еще несколько часов. Время от времени я прочитывал абзац-другой про какого-нибудь головореза, которого вполне заслуженно повесили пару столетий назад, потом откладывал книгу и снова смотрел в окно.

Лег спать я только около трех. А снег в ту ночь так и не выпал.

Рей Галиндес явился точно вовремя, и мы поднялись ко мне. Он поставил чемоданчик на кровать и вынул альбом для эскизов, мягкие карандаши и резинку.

— После нашего с вами разговора вчера вечером я вспомнил того типа, которого тогда для вас рисовал. Вы его поймали?

— Нет, и искать перестал. Он покончил с собой.

— Ах, вот как? Значит, вы так его и не видели и не могли сравнить с моим рисунком.

Видеть-то я его видел, но сказать об этом Рею не мог.

— Рисунок был что надо, — сказал я. — Я везде его показывал, и многие этого человека опознали.

Рей остался доволен.

— А вы все еще встречаетесь с той женщиной? Я помню ее квартиру — вся в черно-белых тонах. И замечательный вид из окна на другой берег Ист-Ривер. Красивое место.

— Я с ней встречаюсь, — сказал я. — Откровенно говоря, довольно часто встречаюсь.

— Ах, вот оно что! Очень симпатичная. Она живет все там же? Наверное, ведь надо быть сумасшедшим, чтобы из такого места куда-нибудь переехать.