По вечерам ходили в лес за хворостом и возвращались оттуда каждый со своей вязанкой. Карина настаивала, чтобы ее порция хвороста была ничуть не меньше, чем у сестры, и тащила потом свою ношу терпеливо, как муравей, ни разу не пискнув.

Ужин Никита, как правило, готовил самостоятельно, а Виктория вместе с девочками отправлялась на другой конец деревни за молоком. У дома молочницы их встречали две флегматичные собаки, которые не утруждались, чтобы подняться и приличия ради облаять пришельцев. Они без любопытства взирали на посторонних, лениво моргая. Зато большой черный козел, вечно гуляющий возле двора, оказался более деятельным. Едва гости подходили ко двору, он исподлобья недобро упирался в них взглядом. Девочки, не сговариваясь, прятались за Викторию, а козел угрожающе наклонял голову. Вике ничего не оставалось, как только протянуть руку и почесать того между рогами, что она обычно и проделывала. Получив молоко, они отправлялись домой, то и дело оглядываясь. Козел шел за ними на почтительном расстоянии — провожал.

— Он у них собакой работает, — сделала вывод Карина.

Сегодня все было как всегда — ужинали печеной картошкой, перепачкались сажей и отправились умываться на реку. Впереди шел Кит и нес пакет с полотенцем. Виктория и девочкам вручила по пакету, и себе взяла. Дойдя до места, где склон, ведущий к реке, полого, но решительно уходит вниз, Кит остановился. Вдруг он наклонился, положил на траву пакет с полотенцем, сел на него и с диким криком.., поехал вниз. Вика и дети подбежали вплотную к склону. Кит съезжал по нему, как по укатанной снежной горе — короткая мягкая трава послушно стелилась под его пакетом, не создавая препятствий.

— И я хочу! И я! — завизжали девочки и, не долго думая, побросали свои пакеты и помчались вниз, издавая истошное:

— И-иии… А-ааа…

Виктория смотрела вниз, наблюдая, как стремительно удаляются от нее воспитанницы, на глазах превращаясь в две разноцветные точки. И вдруг, подчиняясь порыву, бросила на траву свой пакет, плюхнулась на него и.., помчалась вниз со стремительностью торпеды. Хлынувший навстречу воздух на секунду перекрыл дыхание, затем в мозг влетела мысль-вопрос: «Зачем я это сделала?» Влетела и вылетела. С быстротой скорого поезда к ней приближались река, пятна деревьев, фигуры стоящих внизу Макса и девочек. Вика зажмурилась и почувствовала, как ее подбросило на какой-то кочке, как на трамплине, перевернуло и понесло вниз уже перевернутую. Теперь в ее глазах замелькало то, что раньше не попадало в поле зрения: склон, деревья наверху, дома. Она поняла, что финиш грозит стать не столь красивым, как старт. Вика успела еще отметить, что сестры, зажав свои пакеты в зубах, уже карабкаются по склону наверх. Перед самым финишем ее развернуло. Кит, как волейболист за мячом, метнулся в ее сторону. Она ощутила его цепкие конечности на всем своем теле. Но поскольку Вика оказалась все же тяжелее Никиты, то своей массой, помноженной на скорость, увлекла его за собой, и они полетели вместе. Крепко сцепленным клубком. Их занесло в кусты у самой воды. Вика открыла глаза и увидела прямо перед собой шоколадные — Никитины.

— Здорово? — шепнул он.

Вика увидела движение его мягких, ярко очерченных губ. Они лежали в кустах у воды и все еще по инерции крепко держались друг за друга. Дети карабкались вверх по склону. Вика забыла о них. Губы Никиты приблизились, и Виктория ощутила их пряный вкус. Пахло травой и рекой. Влажный теплый воздух собирался в низинах за рекой, создавая стайки тумана. Вика не могла, а быть может, не хотела шевелиться. Поцелуй Никиты, вначале самопроизвольный, перерастал во что-то большое и неизбежное. До шума в ушах. Его волосы упали ей на щеки, и от этого мурашки побежали от ушей по шее вниз, до самой груди. Она понимала, что должна прервать этот поцелуй первая, оттолкнуть Никиту, но не могла. Он сам оторвался от нее, шумно вздохнул и поднялся. Протянул руку Вике, и она ухватилась за нее.

Девчонки с визгом ехали с горы. Когда они подбежали — грязные, возбужденные, счастливые, — Кит уже плавал в реке. Вика вымыла детей у самого берега — вода в речке была довольно холодной. Возвращались назад уже в сумерках. Шли чинно — затылок в затылок, по тропинке. Не дойдя до верха, Виктория внезапно остановилась, и вслед за ней остановилась вся процессия. Она смотрела на сосну, одиноко растущую наверху, у самого склона. Сосна была довольно высокая, но неширокая в объеме. Место, выбранное деревом для жительства, напомнило Виктории барак за пустырем, березу у карьера.

— Смотри, — обратилась она к Никите.

Тот, ничего не понимая, уставился на сосну. Они подошли ближе, а девчонки, воспользовавшись паузой, попрыгали на пакеты и ринулись вниз.

— У нас с подружкой игра была очень интересная. Вот такое дерево на склоне и прочная веревка. Я сейчас увидела и вспомнила…

И Вика начала рассказывать Протестанту о «кружилке». Зачем? Шут его знает зачем… Он то ли слушал ее, то ли разглядывал. Стоял напротив, склонив голову набок, и молчал. Вика вдруг поняла, что им нельзя оставаться вдвоем. Вокруг Протестанта мгновенно возникало тягучее концентрированное облако, которое втягивало Вику в свою густоту и окутывало с головы до ног.

Девчонки подлетели к ним, и Вика незамедлительно скомандовала:

— Всем спать!

Протестант все еще смотрел на нее своими объективами. Она развернулась и пошла прочь.

Девчонки довольно быстро уснули. Никита ушел куда-то. Вика бродила со свечой по дому, пытаясь утихомирить копошащиеся внутри сомнения. На душе было неспокойно. Она спустилась вниз, к роялю, попробовала клавиши. Настройщик, которого Кит специально привозил из города, поработал неплохо. Рояль звучал. Вика придвинула стул и села. Пламя свечи танцевало по черной полировке крышки. За открытой дверью веранды плавала тишина. Подчиняясь настроению, Вика сыграла поочередно все мелодии Свиридова к пушкинской «Метели». Даже марш. Потом, когда беспокойство, подчиняясь музыке, улеглось, она добралась до вальсов Шопена, и они, эти старые как мир мелодии, кружились в пустой комнате, вылетали в пространство дремлющего сада, освобожденные, обретая новое рождение благодаря Виктории и роялю, уносились в бескрайние просторы за рекой.

Вика сейчас была в музыке — с души слетела шелуха и упала под ноги. Она не заметила, как на веранду из сада впрыгнул Никита, и в дверном проеме вырос его силуэт. Он был босой, в закатанных до колен джинсах, без рубашки. Кит поливал сад, и его потянула за собой Викина музыка. Когда он очутился возле рояля, Виктория охнула, слишком поспешно захлопнула крышку, не успев убрать с клавиш левую руку. От боли она затрясла пальцами и живо сунула их в рот. Никита сидел перед ней на коленях, поджав под себя голые ноги. Его голова находилась на уровне Викиной груди. Он отнял у нее прибитую руку и, не долго думая, сунул Викины пальцы себе в рот.

Вика судорожно вздохнула. Его язык поехал по указательному пальцу. От руки вверх и вниз ринулось электричество. Если бы то, что чувствовала Вика, изобразить визуально, то она скорее всего представила бы себя мигающим рекламным проспектом. Лампочки включались одна за другой. Она освободила пальцы, но Никита поймал их и положил себе на шею. Теперь Вика ощущала рукой его прохладную кожу и как загипнотизированная смотрела в его грачиные глаза. Они держали ее. Так же медленно он взял ее вторую руку и положил себе на шею с другой стороны. Теперь Вика держала его голову, а его руки были совершенно свободны. Они не преминули воспользоваться этой свободой — погладили ее колени и, изучая поверхность ног, поехали вверх тяжело, как два асфальтовых катка. У Вики пересохло во рту. Никита потянул ее к себе, и она послушно сползла со стула к нему на пол. Теперь оба сидели на полу, на коленках. Никита гладил ее руки, спину в вырезе сарафана. Его пальцы двигались неторопливо и тяжело, как пальцы массажиста. Будто стремясь достать и разбудить все нервные окончания.