Так и решил призрак грайанского десятника, парящий под потолком во мраке, там, куда не достигал мерцающий свет свечей.

Несколько мгновений призрак колебался: сразу прогнать незваного гостя или поиграть с ним, как кот с мышонком? Впрочем, с таким ничтожеством играть вряд ли интересно!

К тому же бдительный десятник углядел, что вор явился не один. Двое сообщников шептались в темноте у двери, не переступая порога. До Старого Вояки долетел обрывок фразы: «Только бы этот дурак слова не перепутал!..»

А-а, налет целой шайкой?!

Старый Вояка, обернувшись огненно-алым драконом, резко снизился перед оторопевшим вором. Весь — огромная пасть, отливающая зловещим багрянцем!

Вор дернулся в сторону, едва не выронил свечу. Даже в неярком свете видно было, как он побледнел. Челюсть отвисла, рот раскрылся — и…

И по трапезной покатились странные слова — тяжелые, отрывистые, угрожающие. Что за народ измыслил такой недобрый, жутковатый язык? И живет ли еще на свете этот народ?

Пришедший выговаривал слово за словом медленно, с запинкой, словно прислушиваясь к подсказке, хотя ни единым звуком, кроме его голоса, не потревожена была ночная тишь. Даже сообщники у двери затихли, замолчали.

Какой бы неуверенной ни была речь вора, действие она произвела поистине чудесное. Огненно-алый свирепый призрак задрожал, расплылся, очертания его стали неясными… и в воздухе соткалась человеческая фигура. Перечеркнутое шрамом лицо с вислыми усами было искажено мучительной гримасой, словно призрак пытался закричать — и не мог.

Вошедший помолчал, уже без прежнего страха вглядываясь в лик укрощенного привидения. А когда вновь заговорил, сама ночь под сводами вздохнула с облегчением, ибо речь его стала ясной и понятной, не терзала больше темноту своей древней страшной силой.

— Отвечай, — приказал ночной гость призраку, — где твои хозяева?

Против своей воли грайанский десятник отозвался:

— Уехали.

— Куда?

— В Аргосмир.

— Когда собирали вещи — взяли ли с собой старинную рукопись? Несколько пергаментных листов, сшитых суровой нитью… Не вздумай лгать, что не знаешь! Вы, привидения, любопытны и вездесущи… Говори!

— Взяли, — с отвращением к самому себе ответил старый воин.

— У кого она?

— У мальчишки-раба Дайру.

— Этот покойник сказал все, что нам нужно, — послышался от дверей голос, привыкший приказывать. — Уходим!

Нургидан и Нитха, несмотря на переживания, крепко проспали до утра. А Дайру, хоть и провалился ненадолго в тяжелый сон, пробудился на самом рассвете. Повертелся на соломенном матрасе, понял, что уснуть не удастся, и спустился во двор.

Умылся у бочки с дождевой водой. Осмотрелся, подметил, что слуги Лауруша проснулись еще раньше: из трубы над пристройкой-кухней уже поднимался дымок, а вчерашний слуга (как там его… ах да, Вертлявый) неспешно шел с ведрами к колодцу.

Но не дошел. Углядел что-то поверх невысокого забора, отделяющего двор Лауруша от соседского огородика. Поставил ведра в густую траву, что буйно разрослась возле колодца, и поспешил к забору.

А с той стороны над некрашеными досками возникла чумазая рожица молоденькой служанки. Свидание? Вряд ли. Уж очень у обоих взволнованные физиономии.

Дайру тоже забеспокоился. Подошел к колодцу, забрался с ногами на сруб — сверху, как на ладони, виден соседний двор. За огородиком стена дома и крыльцо. А у крыльца трое стражников беседуют с толстым важным типом — то ли управитель, то ли сам хозяин.

Вертлявый говорил со служанкою недолго, почти сразу вернулся к колодцу.

— Что там стряслось, у соседей? — спросил Дайру, спрыгивая со сруба в траву.

Слуга был рад поделиться новостью:

— «Крысоловы»! Со вчерашнего дня по городу ходят, сегодня вот до нас добрались! Ищут каких-то юнцов, которые вчера устроили драку в «Шумном веселье».

У Дайру екнуло сердце.

— Из-за простой драки — такие поиски? Ну, дотошная у вас стража!

Вертлявый хихикнул.

— Не дотошная, а злопамятная. Какой-то, как они говорят, дрын в ошейнике надел их десятнику на башку горшок с подливой. Вот десятник сгоряча и поклялся, что пить-есть не будет, а доберется и до того раба, и до его хозяина, и до их девки… Эй, ты чего?

Видимо, Дайру переменился в лице…

Бормотнув в ответ что-то неразборчивое, парнишка кинулся к лестнице черного хода — наверх, в комнату, где спали друзья.

Разбудить? Предупредить?.. Нет, это Дайру и в голову не пришло. Он думал лишь о том, что вечером слуги по ошибке отнесли котомку учителя в комнату, где ночевали ученики. И колокольчик, волшебный колокольчик — там, под рукой…

Сомнения? Опасения? Какие, к демонам, сомнения, когда беда рядом?

Дайру на цыпочках поднялся по скрипучей лестнице, бесшумно вошел в комнату. Нургидан повернулся с боку на бок. Дайру замер, ругнул про себя волчью чуткость друга, но успокоился, увидев, что тот продолжает спать.

Дрожащими руками Дайру развязал котомку. Ему казалось, что по лестнице уже топают сапоги стражников. Где колокольчик? А, вот!.. Но почему не поворачивается головка, неужели сломана? Или колокольчик можно разбудить лишь один раз?.. Ох, нет, хвала Безликим, он же просто крутит головку не в ту сторону…

Наконец из пасти вылез гибкий язык с бронзовым шариком на конце. Дайру взмахнул рукой. Тот же долгий, глубокий звон проплыл по комнате, отразился от стен, вернулся — и застыл вокруг юноши незримым колоколом. Никто из спящих не пошевелился. И как тогда, у костра, Дайру понял: никто и не проснется. Стражники не войдут сюда, пока он держит в руках эту таинственную вещь. Ничто из внешнего мира — даже Время! — не посмеет прервать беседу человека с неведомым голосом.

И он прозвучал, этот лениво-презрительный голос:

— Я пришел, чтобы забрать твою беду. Назови ее.

— Я… — начал было Дайру, но от волнения оборвал фразу.

Голос молчал, но это молчание было выразительнее слов. «Ничего, жалкая мошка, у меня в запасе вечность, мне хватит терпения даже на такое ничтожество…»

А Дайру вспоминал: натертая нога, голос во мраке, утренняя хромота Нургидана…

А если и сейчас вместо Дайру арестуют Нургидана? Нет уж, с этим невидимым благодетелем надо держать ухо востро.

— Моя беда в том, — медленно, осторожно начал Дайру, — что сюда идут стражники. Они хотят арестовать меня и двух моих друзей. Вот они спят — Нургидан и Нитха. Если хочешь унести мою беду — отведи арест от нас троих.

— Мне нет дела до твоих друзей, — прозвучали ледяные слова. — Я пришел, чтобы забрать твою беду.

Дайру ждал именно такого ответа. Он не стал давить на жалость или произносить пламенную речь о дружбе. Ответил цинично и нагловато: