– Где, черт побери, вы пропадали? – спросил Клодель, когда в комнату вошли люди с металлическими чемоданами в руках.

– Народу кругом тьма! Было не пробраться, – ответил Пьер Жилбер. Его круглое лицо обрамляла кучерявая борода и еще более кучерявые волосы. Он напоминал мне какого-то римского бога, но я никак не могла понять, какого именно. – Что у нас тут?

– Тварь, убившая вчера женщину и забравшая ее кредитную карточку, проживает в этой дыре, – ответил Клодель. – Предположительно. – Он обвел рукой комнату. – Подонок всю свою душу вложил в обустройство дома.

На губах Жилбера появилась улыбка. Вспотевший лоб обклеивали мокрые колечки волос.

– Сейчас мы вынем его душу.

– Здесь есть еще вход в подвал.

Жилбер кивнул и принялся отдавать распоряжения:

– Клод, спускайся вниз, а ты, Марси, займись вон тем столом.

Марси прошла к дальней стороне комнаты, извлекла жестяную коробку из своего металлического чемодана и принялась осыпать поверхность стола, заставленного посудой, черным порошком. Клод скрылся за дверью, ведшей в подвал. Жилбер натянул на руки латексные перчатки и принялся частями складывать газеты со второго стола в полиэтиленовый пакет. Спустя несколько мгновений я испытала четвертое за сегодняшний день потрясение.

– Кто это? – спросил Жилбер, беря небольшой бумажный квадрат с верхней из остававшихся в стопке газет. Примерно половину он уже убрал. – Это же вы!

Я в изумлении увидела, что его взгляд устремлен на меня, без слов приблизилась к нему и взглянула на то, что было у него в руках. Я тут же узнала изображенные на картинке свои собственные джинсы, "настоящую ирландскую" футболку и солнцезащитные очки, похожие на летные. В облаченной в перчатку руке Жилбер держал фотографию, которую сегодня утром напечатали в "Монреальской газете".

Второй раз за день я увидела себя на эксгумации, проведенной два года назад. Вырезано фото было с той же аккуратностью, что и картинки на стене, но от них его отличала весьма существенная деталь. Вокруг моего изображения чернели несколько нанесенных ручкой кругов, а на моей груди – буква "X".

Я проспала почти весь уик-энд. В субботу утром попыталась встать, но тут же вновь легла. Ноги дрожали, а каждый поворот головы отдавался в шее и у основания черепа безумной болью. Лицо мое покрылось коркой, став похожим на крем-брюле, а глаз превратился в нечто похожее на гнилую сливу. Нынешний уик-энд был для меня уик-эндом мучений, аспирина и антисептиков. Днем я лежала в полудреме на диване, а в девять вечера уже спала.

К понедельнику в голове у меня перестали стучать молотки. Я уже могла осторожно ходить и даже немного крутить головой. Проснувшись довольно рано, я приняла душ и к восьми тридцати приехала в офис.

На моем письменном столе лежало три распоряжения. Даже не заглянув в них, я набрала номер Гэбби. Автоответчик. Я приготовила чашку растворимого кофе и развернула скрутившийся лист зафиксированных телефоном номеров. Первый принадлежал детективу из Вердена, второй Эндрю Райану, третий одному репортеру. Последний я оторвала и сразу же выбросила, а первые два положила перед собой возле телефона. Ни Шарбонно, ни Клодель, ни Гэбби мне не звонили.

Я набрала номер отдела КУМа и попросила пригласить Шарбонно. После непродолжительной паузы мне сообщили, что его нет. Клоделя тоже не было. Я оставила для них сообщение, размышляя, где они.

Набрав телефон Эндрю Райана, я услышала короткие гудки и решила спуститься к нему сама. Вероятно, дело, по которому он звонил, касалось Тротье.

Я спустилась на второй этаж и прошла к кабинету отдела убийств. Сегодня здесь было гораздо более оживленно, чем во время моего предыдущего визита. Направляясь к столу Райана, я чувствовала взгляды на своем живописном лице и ощущала некоторый дискомфорт. Вероятно, все уже знали о том, что произошло в пятницу.

– Доктор Бреннан, – сказал Райан по-английски, вставая со стула и протягивая мне руку. Его продолговатое лицо расплылось в улыбке, когда он глянул на покрывающую мою правую щеку корку. – Решили попробовать новый тон румян?

– Да, оттенок "багровый цемент". Вы мне звонили?

На мгновение его лицо приобрело недоуменное выражение.

– Ах да! Я достал документы по делу Тротье.

Он склонился над столом, веером раздвинул стопку папок, выбрал из них одну и протянул мне. В этот момент в кабинет вошел его напарник. Сегодня на Бертраме были легкая серая куртка, брюки на тон темнее, черная рубашка и черно-белый галстук с каким-то цветочным узором. Если бы не загар, его можно было бы принять за актера из пятидесятых. Он сразу направился к нам.

– Доктор Бреннан, как поживаете?

– Отлично.

– Ого! Потрясающий эффект!

– Спасибо, – ответила я, глядя по сторонам и ища глазами подходящее место для просмотра документов. – Можно я...

Я кивнула на свободный стол.

– Конечно, сегодня этот стол никому не понадобится.

Я села и принялась просматривать фотографии и записи, сделанные во время опросов. Шанталь Тротье. Мне казалось, будто я босыми ногами иду по раскаленному асфальту. Боль, которую я испытала в те дни, вернулась ко мне с той же остротой, и периодически я отводила взгляд, чтобы дать мозгу возможность отвлечься от удушающей скорби.

Утром шестнадцатого октября 1993 года эта шестнадцатилетняя девушка нехотя проснулась, погладила блузку и потратила час на мытье головы и прихорашивание. Отказавшись от завтрака, предложенного матерью, вышла из пригородного дома и направилась на станцию, чтобы вместе друзьями поехать в школу. На девочке были школьная форма и гольфы, в рюкзаке лежали книжки. После урока математики во время ленча она болтала с одноклассниками и смеялась, а вечером исчезла. Тридцать часов спустя ее расчлененное тело обнаружили в пакетах для мусора на удалении сорока миль от дома.

– Что-нибудь интересное нашли? – полюбопытствовал Бертран.

– Не то чтобы. – Я отпила кофе из принесенной с собой чашки. – Ей было шестнадцать, ее нашли в Сен-Жероме.

– Угу.

– Ганьон – двадцать три. Она лежала в центре города. Тоже в полиэтиленовых пакетах, – продолжила я рассуждать вслух.

Он склонил голову набок.

– Адкинс было двадцать четыре года. Ее обнаружили дома. Она жила рядом со стадионом.

– Но ее не расчленили.

– Правильно, но изувечили, и ей вспороли живот. Может, убийце кто-то помешал? Или у него просто было не так много времени?

Бертран отхлебнул из своей кружки, громко причмокивая губами, и опустил ее на стол. На его усах остались капли кофе с молоком.

– Ганьон и Адкинс есть в списке Сен-Жака.