– К счастью, он уже далеко не молод, – задумчиво проговорил Аэций. – Скоро силы его иссякнут.

– Я не уверен, префект, что так же быстро иссякнут силы его богов. Они вполне способны породить нового ярмана на нашу голову. Сколько их уже было – Оттон, Придияр, Гвидон, Валия, Аталав… Придет ли конец этому списку?

– Я назову тебе еще двух, – усмехнулся Аэций. – Это известный римлянам Аттила и никому почти не известный Меровой. Вой – это воин по-венедски. Меру – гора, что-то вроде Олимпа для венедских богов. Меровой – младший сын князя франков Кладовлада сына Гвидона. Гвидон почитался северными варварами как ярман. Полубог. Но ни его сын, ни его старший внук не удостоились такой чести. Хотя никто не оспаривал право Кладовлада на верховную власть среди франков.

– Зачем ты мне все это рассказываешь, сиятельный Аэций? – удивился Авит.

– Я могу погибнуть в гражданской войне, комит. А эти сведения слишком важны для будущего империи, чтобы сгинуть вместе со мной. Меровоя зовут дважды рожденным, хотя вернее было бы назвать его дважды зачатым.

– Почему?

– Его мать купалась беременной в море, когда на нее напал дракон Китоврас. Он вбросил в нее свое семя, дабы рожденный ею младенец унаследовал силу не только своего отца, но и силу бога. Ибо Китоврас – это воплощение Велеса, одного из самых могущественных и таинственных венедских богов.

– И ты веришь в эти чудеса, сиятельный Аэций? – спросил Авит.

– Не суть важно, комит, верим мы с тобой в Китовраса или нет, важно, что в него верят многие франки. Правда, многие сомневаются. И среди них старший сын Кладовлада княжич Кладовой. То есть воин Лады, самой, пожалуй, почитаемой венедской богини. За Меровоя горой стоят жрецы Велеса, ибо его мать Ладомила – дочь их кудесника Велегаста. Зато Кладовой нашел защитников в лице жрецов Перуна, и теперь никто не знает, чем закончится этот спор.

– Хотел бы я взглянуть на это морское чудо, – задумчиво проговорил Авит.

– На Китовраса? – удивился Аэций.

– Нет, – засмеялся комит. – На Меровоя.

– За этим дело не станет, – пожал плечами Аэций. – Князь Кладовлад прислал мне на помощь пять тысяч конных франков. И привел их в Арль княжич Меровой.

– Ты решил отклонить приглашение Римского Сената?

– Я следую твоему совету, мудрый Авит, – усмехнулся префект.

– Боюсь, что у тебя не хватит сил на войну, – с сомнением покачал головой комит. – У Бонифация и Пасцентия тридцать тысяч пехотинцев и десять тысяч клибонариев.

– Мне помогут, – уверенно сказал Аэций.

– Рекс Тудор? – насторожился Авит.

– Нет, – покачал головой префект. – Ган Аттила. Он приведет с собой пятнадцать тысяч конных гуннов, венедов и аланов. Я очень надеюсь, комит, что ты сумеешь убедить римских сенаторов, сколь опасно обвинять в измене сына сиятельного Сара.

– Если бы речь шла только о Римском Сенате, я бы с уверенностью ответил «да», но вокруг Бонифация собрались люди, ослепленные жаждой власти, и вряд ли они остановятся на полпути.

– Что ж, – сухо сказал Аэций, – тем хуже для них.

Комит Авит все-таки увидел «морское чудо» на улицах Арля. Княжич Меровой, облаченный в шитый золотой нитью алый кафтан, проехал в окружении двух десятков франков по центральной улице города. Это был широкоплечий молодой человек с давно не стриженными светлыми волосами и большими зелеными глазами. Скорее всего, он направлялся к дворцу Аэция, который посланец Римского Сената только что покинул. Городские обыватели с интересом разглядывали гордых всадников, но помалкивали. Ни хвалы, ни хулы из их уст франки так и не дождались.

– Говорят, что в этих волосах вся его сила, – прозвучал за спиной Авита чей-то голос, когда франки свернули за угол. – А если их остричь, то он уже не маг и не чародей.

– Хорошо бы их отстричь вместе с головою, – откликнулся на слова товарища местный остроумец, чем вызвал сочувственный смех окружающих.

– Варвары, что с них взять.

Комит Авит выступил перед Сенатом с отчетом о своем разговоре с сиятельным Аэцием. Отказ префекта Галлии приехать в Рим сенаторы расценили как государственную измену. Чего, собственно, и добивались сторонники Бонифация, раскручивая эту интригу. Римский Сенат поручил префекту Африки учинить спрос с Аэция, и Бонифаций с охотою откликнулся на этот призыв. Комит Авит был слегка удивлен поспешностью, с которой действовали римские патрикии. Сенаторы не успели зачитать свой приговор, а Бонифаций и Пасцентий уже двинули войска к Медиолану. Легионеры, многие из которых еще не отряхнули африканскую пыль с сандалий, отправились в поход с большой неохотою. Зато их командиры буквально рвались в битву, поражая Авита своей воинственностью.

– Мне кажется, сенатор, что вы недооцениваете силы Аэция, – попробовал сбить накал страстей комит агентов. – Все-таки пятнадцать тысяч гуннов – это далеко не подарок.

– Ты главного не знаешь, высокородный Авит, – понизил голос почти до шепота Цимессор. – Я получил известие из Панонии: каган Ругила скончался. Аттила, уже выступивший на помощь префекту Галлии, развернул коней назад. Аэций пока еще не знает об этом, иначе он не бросился бы так опрометчиво нам навстречу.

Теперь Авиту стало понятно, почему так торопятся Бонифаций и Пасцентий и почему они так настойчиво гонят вперед свои легионы. Аэций мог узнать о смерти Ругилы в любой момент и вернуться в Арль, ибо его армия без поддержки гуннов становилась легкой добычей врагов. Высокородному Авиту было о чем подумать. Он сочувствовал Аэцию, но свое будущее связывал с Бонифацием. Префект Галлии был обречен, ему нечего было противопоставить римским патрикиям, и вмешательство Авита лишь затянуло бы развязку, но не спасло Аэция от поражения.

Две армии сошлись в десяти милях от Медиолана. Похоже, Аэций рвался к победе не меньше, чем его соперник, ибо Бонифаций оставался, пожалуй, единственным препятствием на его пути к власти. Сын сиятельного Сара был умнее и одареннее Бонифация, но как раз эти его качества не устраивали римских патрикиев, решивших сделать ставку на человека покладистого, легко поддающегося чужому влиянию. Судьба империи меньше всего волновала почтенных мужей. И это их легкомыслие могло дорого обойтись Великому Риму в будущем.

Аэций, видимо, не ожидал такой расторопности от Бонифация. Не исключено, что он рассчитывал войти в Медиолан, прежде чем его враги выступят из Рима. Возможно, он надеялся привлечь Плацидию на свою сторону и действовать от имени божественного Валентиниана в пику Римскому Сенату. И если бы не смерть кагана Ругилы, то префекту Галлии наверняка удалось бы воплотить свой замысел в жизнь. Увы, капризная Фортуна в этот раз отвернулась от сиятельного Аэция, и вместо конников своего союзника Аттилы он обнаружил под Медиоланом нахохлившихся римских орлов.

Бонифаций вместе со свитой расположился на вершине холма. Африканские легионы выстроились в фалангу прямо напротив пехотинцев Аэция. Легионы Пасцентия Бонифаций спрятал за холмом, не желая показывать противнику своего численного превосходства. Клибонарии магистра Петрония прикрывали африканских легионеров с флангов. Им противостояли облаченные в доспехи конники, среди которых почему-то не было франков княжича Меровоя. Трудно сказать, знал Аэций о смерти Ругилы или он все еще надеялся на скорый подход гуннов, но с началом атаки префект Галлии не торопился. Комит Авит, расположившийся в самом хвосте блестящей свиты будущего императора Бонифация, обернулся назад. Легионеры Пасцентия выполняли обходной маневр. Видимо, по замыслу полководцев, они должны были скрытно зайти в тыл легионерам Аэция, благо заросшая лесом равнина позволяла им сделать это без особого труда. Если им это удастся, то исход битвы можно будет считать решенным.