— Не сдерживайся, отдайся, покажи мне, какая ты, — уговаривал он, шепча это ей на ухо, и она не сдерживалась, выкрикивая безумные звуки удовлетворенной страсти, сжимая его руками, в то время как ее тело извивалось в поглощавшем ее блаженстве оргазма.

Не в силах ждать, пока Гермиона придет в себя, Гарри быстро стянул с себя последнюю преграду и вошел в нее одним точным мощным движением.

Гермиона не смогла сдержать резкий крик боли, вырвавшийся из горла, и ее тело содрогнулось от шока. Но она протянула руки и обняла его за шею, прижимаясь к нему, предлагая утешение своего нежного тела. Сила захлестнувших ее чувств ошеломила Гермиону.

Гарри хрипло стонал у ее шеи и потерял всякий контроль, вбиваясь быстро, даже грубо, и все же, несмотря на чувство острого дискомфорта, снова зажигая в ней слабую искру желания.

Гарри кончил, изливаясь в Гермиону прежде, чем искра смогла стать пламенем, которое поглотило бы ее — рыча сквозь сжатые зубы, он достиг своего пика.

Он скатился с нее, и Гермиона лежала на ковре, пытаясь понять и осознать шквал незнакомых ощущений. Она так и осталась бы лежать и даже заснула бы на ковре, если бы сердитый, с трудом сдерживаемый голос Гарри не вернул ее к действительности.

— Какого Волдеморта, Гермиона. О таких вещах предупреждают заранее.

Все еще не придя в себя, Гермиона стала неловкими движениями поправлять платье, стараясь прикрыть ноги и грудь.

— Я… что? — смущенно пробормотала она. Гермиона почувствовала внезапную усталость, подняла руку и прикрыла глаза.

Гарри выругался; грязное слово взорвалось о ее чувствительную кожу, заставив Гермиону слегка вздрогнуть. Она не могла понять, почему он злится; это из-за Джинни? Так ведь она ничего от него не требует.

— Я же ничего… — начала говорить Гермиона и замерла. Она затравленно посмотрела на Гарри, и этот взгляд остановил его, — как будто с ее глаз ненадолго спала пелена, позволяя увидеть ту боль, которая терзала Гермиону день за днем. Она отвела взгляд и постаралась подобрать дрожащие ноги, чтобы подняться.

Гарри что-то тихо произнес, пересек комнату тремя быстрыми шагами, наклонился и взял ее на руки, выпрямляясь без малейшего усилия.

— Чего ты ожидала? — бросил он, неся ее в спальню и укладывая на кровать. — Не сказать мне было чертовски глупо! — несмотря на гнев, руки его были нежными, когда он раздевал ее.

Гермиона тихо лежала, пока Гарри заботился о ней. Он достал палочку и произнес несколько очищающих заклинаний, включая противозачаточное. Услышав последнее слова, Гермиона непонимающе на него взглянула. В конце концов, она поняла причину его злости. Ее неопытность — это не то, чего он ожидал. Она лишь хотела знать, был ли он разочарован или злился, потому что она застала его врасплох. Когда Гарри помог ей переодеться в пижаму с рисунком из перьев на ткани, то сразу уложил на подушки и присел рядом с ней. Свет единственной лампы бросал резкие тени на его жестко очерченное лицо. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Его реакция вызывала улыбку на губах Гермионы. Она попыталась побороть ее, зная, что Гарри совсем не настроен шутить, но не удержалась. Мягкие губы изогнулись в нежной улыбке, и она тихо поддразнила:

— Секс не сделал меня инвалидом. Я могла бы раздеться сама.

Гарри сердито глянул на нее и увидел нежность улыбки, которая приглашала посмеяться вместе. Понимая, что обращается с ней, как с раненой, он смягчился и даже почувствовал робость, но поборол это чувство, сохраняя свирепое выражение лица.

— Тогда тебе повезло больше, чем ты того заслуживаешь. Я мог причинить тебе боль, на самом деле тебя поранить. Проклятье, ты должна была сказать, что это был твой первый раз!

— Прости, — серьезно извинилась Гермиона. — Не знала, что на этот случай тоже есть правила.

Какой-то момент Гарри выглядел так, словно вот-вот взорвется, в темных глубинах его глаз полыхала чистая ярость. Но он умел контролировать свой нрав и сейчас проявил всю свою выдержку. Он молчал до тех пор, пока не смог снова себе доверять. В конце концов, он резко провел рукой по взъерошенным черным волосам и снял очки, потирая переносицу.

— Тебе двадцать восемь. Какого дракла ты все еще девственница?

Он был совершенно сбит с толку, произошедшее было выше его понимания. Гарри неловко поерзала, осознавая, каким пережитком прошлого она выглядела. Если бы она родилась хотя бы на одно поколение раньше, она бы не казалась такой старомодной; до замужества от нее ожидали бы соблюдения целомудрия. Гермиона не была ханжой и в душе была абсолютно раскрепощена, но в реальности в решающих ситуациях вела себя скованно и никак не могла решиться пойти до конца с Роном, потом она поняла, что любит Гарри, и это свело на нет шансы всех остальных мужчин. Если она не могла заполучить его, она не хотела никого другого.

Гермиона даже не пыталась ответить и просто смотрела на Гарри. Ей неудержимо хотелось плакать, и свет ее глаз снова заволакивали тени.

Неожиданно Гарри задрожал, как будто его ударили, глядя на Гермиону со страданием на лице. Что сказала бы Джинни, если бы узнала, что он только что соблазнил ее лучшую подругу? Как он сам мог такое допустить. Боль рвала его когтями изнутри, боль и чувство вины, когда он внезапно осознал, что разрядка, которую он находил в объятиях других женщин, ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Он только что предал Джинни с Гермионой! Она не была для него безликим телом. Он осознавал, что он был с Гермиону каждую проклятую минуту; он хотел именно ее, никого больше. Удовольствие, которое он пережил с ней, было сокрушительным. Оно полностью стерло воспоминания, которые мучили его эти долгие годы; воспоминания о близости с женой, о том, как они лежали в темноте, утомленные после ласк, и говорили по душам. Он вообще не думал о Джинни; Гермиона заполнила все его чувства и мысли. Это было величайшим предательством из всех возможных.

«Я должен уйти. Немедленно», — решил он.

Гарри поднялся на ноги и беспокойно заходил по комнате, снова ероша волосы. Он никак не мог ее понять. Гарри надеялся, что если сможет заполучить Гермиону, как любую другую женщину, лежавшую под ним за последние два года, она лишится своего очарования, и он больше не будет так одержим ею. Но этого не произошло. Вместо этого она стала еще загадочней и желанней, а потом снова замкнулась в себе.

Он не мог выносить ее отстраненный, все понимающий взгляд. Гарри задыхался, чувствуя, как его охватила паника.

— Черт, — раздраженно произнес он. — Гермиона, послушай, с тобой все в порядке?

Она подняла тонкую бровь.

— Да, все хорошо, — голос ее звучал холодно, она превосходно владела собой.

— Мне нужно убраться отсюда, — пробормотал Гарри. — Извини. Знаю, я веду себя, как ублюдок, но я не могу… — он запнулся, ошеломленно покачав головой. — Я напишу… завтра.

Он был у двери раньше, прежде чем Гермиона смогла произнести: