Она поднялась на невысокое крыльцо, отметив по дороге полномасштабную охранную систему, позволяющую хозяину без опасений иметь по обе стороны от входной двери огромные декоративные окна с витражами.

Ева уже успела провести краткую проверку и знала, что у хозяина имеется жена и двухлетний сын, причем Брину государство выплачивало положенное по закону пособие как родителю, сидящему дома с ребенком, а его жена тем временем получала солидную зарплату, будучи топ-менеджером и ответственным редактором журнала мод «Ультра».

«Ловко устроились», – подумала она, нажав кнопку звонка, и поднесла к сканеру свой жетон.

Брин сам открыл дверь. Сынишка сидел верхом у него на плечах и держал его за светлые волосы, как за поводья.

– Но! Но! – кричал мальчик, колотя своего, скакуна ножками.

– Все, приехали, напарник. – Брин схватил сына за лодыжки, то ли чтобы его удержать, то ли чтобы уберечь собственные бока от синяков. – Лейтенант Даллас?

– Да, это я. Спасибо, что уделили мне время, мистер Брин.

– Без проблем. Всегда рад пообщаться с полицейскими, тем более что я следил за вашей работой. Я собираюсь в скором времени приняться за книгу о нью-йоркских убийствах и рассчитываю, что вы станете одним из моих главных источников.

– Для этого вам придется пообщаться с кем-нибудь из отдела по связям с общественностью при Центральном управлении. Можно нам войти?

– Ах да, конечно. Извините.

Брин отступил назад. Ему было за тридцать, сложение атлетическое. Судя по развороту плеч и бицепсам, вряд ли он целыми днями просиживал за компьютером. И лицо у него было приятное – красивое, но без слащавости.

– Бластер! – закричал мальчик, заметив оружие под жакетом. – Бабах!

Брин засмеялся и снял мальчика с плеч, на ходу ловко перевернув его вверх ногами, отчего малыш зашелся в счастливом визге.

– Джед несколько кровожаден, но это у нас семейное. Я сейчас отдам его няне, а потом мы сможем поговорить.

– Не хочу к няне! – На ангельском детском личике в мгновение ока появилось бунтарское выражение. – Хочу к папочке!

– Потерпи, чемпион, это ненадолго. А потом мы пойдем погулять в парк. – Брин принялся щекотать мальчика, поднимаясь вместе с ним по лестнице. Малыш захихикал.

– Бывают же такие парни! – заметила Пибоди. – Его это ни капли не тяготит. Приятно посмотреть.

– Да уж, наводит на мысли. Преуспевающий вроде бы парень, сидит дома с ребенком, получает родительское пособие, а мамаша меж тем занимает высокий пост в крупной компании. Другой бы на его месте возмутился. Кто-нибудь скажет, что женушка держит его под каблуком. Похоже, у него и мать была такая. Мать Брина – известный невропатолог, а вот его отец был профессиональным папашей: сидел дома с детьми. Знаешь, – Ева бросила взгляд на лестницу, – у некоторых парней на этой почве возникает стойкий комплекс ненависти к женщинам.

– Да это же чистой воды дискриминация по половому признаку!

– Точно. И некоторые люди этим живут.

Пибоди тоже поглядела на лестницу и нахмурилась.

– То есть кое-кто мог бы вывернуть наизнанку эту милую домашнюю сценку и сделать ее мотивом для убийства.

– Это всего лишь один из моих личных природных талантов, Пибоди.

Брин усадил их в просторном кабинете, расположенном рядом с кухней. Два больших окна выходили в аккуратный внутренний дворик, окруженный низкой стеной, над которой возвышались деревья с пышными кронами. Можно было подумать, что они находятся не в Нью-Йорке, а где-нибудь в тихом пригороде.

Дворик был украшен цветочными горшками, на лужайке – несколько садовых кресел вокруг столика под задорным пляжным зонтиком в белую и синюю полоску. Тут же валялась на боку пара пластмассовых грузовиков вместе со своими разноцветными обитателями, как будто побывавшими в ужасной дорожной аварии.

«Ну почему, – удивилась Ева, – дети так любят крушить игрушки, сталкивать их лбами? Может, это какой-то пещерный инстинкт, о котором дети забывают или, по крайней мере, держат под контролем, становясь взрослыми? Если, конечно, детство у них было нормальное».

Брин казался человеком вполне цивилизованным. Он уселся в кресло на колесиках, которое выкатил из-за рабочего стола. Но он зарабатывал себе на жизнь, описывая людей, которые ничего не держали под контролем, не повзрослели, не забыли о своих разрушительных инстинктах, просто перешли от пластмассовых игрушек к плоти и крови. «Разные люди живут на свете», – напомнила себе Ева.

– Итак, чем я могу вам помочь?

– Вы провели весьма внушительное исследование серийных убийц, – начала Ева.

– В основном это исторические фигуры, хотя я брал интервью и у нескольких современников.

– Зачем, мистер Брин?

– Том. Зачем? – Он как будто удивился вопросу. – Это увлекательно. Вы знакомы с подобными типами не понаслышке, вы непосредственно общаетесь с ними. Разве вас это не завораживает?

– Не уверена, что я использовала бы именно это слово.

Он подался вперед всем телом.

– Но вы же задаетесь вопросом: что сделало их такими? Иначе и быть не может. Чем отличаются они от большинства из нас? Они сверхчеловеки или недочеловеки? Они рождаются убийцами или становятся? Их делает такими случайность или цепь роковых совпадений? Ответ далеко не всегда может быть однозначным – вот это и завораживает. Один парень, всеми обиженный, проводит детство в нищете и становится достойным членом общества – президентом банка, верным мужем, хорошим отцом, преданным другом. Играет в гольф по выходным, по вечерам прогуливает своего любимого шнауцера. Свое прошлое он использует как трамплин для прыжка в более успешную жизнь. Вы со мной согласны?

– А другой использует свое прошлое как оправдание и предлог, чтобы еще глубже зарыться в грязь. Да, я понимаю. Но почему вы выбрали своим предметом именно грязь?

Брин вновь откинулся в кресле.

– Ну, я мог бы навешать вам лапши на уши насчет того, что изучение убийцы и той грязи, в которой он бредет, позволяет обществу понять, как и почему. А понимание – это средство против страха. Между прочим, все это правда, – добавил он с быстрой мальчишеской улыбкой. – Но есть и другой уровень, и тут приходится признать, что это захватывающе интересно. Я увлекся этим еще с детства. Джек Потрошитель был моей целью. Я прочел о нем все, пересмотрел все снятые о нем фильмы, прочесал все веб-сайты. Я сочинял истории, где я был копом тех времен и выслеживал его. Где-то на полпути я расширил свои исследования, стал изучать науку составления психологических портретов, типы преступников, подготовку преступлений… Ну, вы знаете: выслеживание, преследование, нападение, пути отхода. – Он пожал плечами. – Я прошел через стадию, когда мне казалось, что я стану полицейским, буду преследовать плохих парней. Но я ее перерос. Думал удариться в психологию, но и это мне не подходило. Чего я действительно хотел, так это писать. Это единственное, что у меня хорошо получалось. Вот я и стал писать о том, что интересовало меня всю жизнь.