— Знаете, Бентли, мне кажется, стало прохладно. Почему бы нам не разжечь камин в гостиной, всем троим? А потом мы с вами наконец сможем поиграть в триктрак.

Ночной ветер стонал в кронах деревьев, окружавших Халкот. Устав после тяжелой работы в поле, Кэм рухнул на кровать и тут же провалился в черное забытье. Однако ветер разбудил его, и теперь он пребывал в состоянии, похожем на дремоту.

Он ведь не собирался спать. Или собирался? Нет. Кэм вспомнил. Он хотел только полежать, дожидаясь, когда затихнет очередная пирушка у отца.

Он неподвижно лежал в темноте, поглаживая рукой красную бархатную коробочку, спрятанную под подушкой. Это был день рождения Хелен. О чем совершенно забыла Мэри Мидлтон. Он не понимал, почему это так важно для Хелен, но ведь девушки вообще совсем другие. Когда день подошел к концу, она попыталась сделать вид, что ее совсем не обидела забывчивость матери, которая не подарила ей хотя бы новую ленточку для волос. Но Кэм видел слезы в ее глазах. И разделил ее боль.

Он снова провел рукой по коробочке. Теплый красный бархат, так похожий на губы Хелен. Он почувствовал, что все в нем сжалось от страха и предвкушения. Наверное, это плохо — целоваться и ласкать друг друга, как ласкали друг друга они. А ведь все считают их просто друзьями. Но уже очень и очень давно она значила для него гораздо больше. За исключением брата и сестры, Хелли была его жизнью.

Она тоже хотела большего. Она хотела его. И теперь не скрывала желания, не дразнила, не мучила. Что до него, то, несмотря на все неприятности, в которые она постоянно втягивала его, Кэм никого не любил так сильно, как Хелен. И он был уверен, что в скором времени они непременно поженятся.

О, его отец уже стал ворчать по поводу его дружбы с «сумасбродной девчонкой Мэри», как он презрительно называл Хелен. Даже вяло пригрозил отправить Кэма весной в Оксфорд. Но это лишь пустые угрозы, к концу зимы у отца не останется ни пенни. Сезон охоты итак уже почти опустошил его карманы, не говоря о трех новых лошадях в конюшне и бесконечных пирушках в Халкоте, где добрая половина бездельников из местного высшего общества с утра до вечера поглощала его вино.

Но может, он сам не намного лучше друзей своего отца? Кэм обхватил пальцами бархатную коробочку, сжал ее и начал думать о таких вещах, о которых не подобает думать джентльмену. Его плоть мгновенно напряглась. Он не мог противиться желанию сунуть руку под одеяло и прикоснуться к ней. Но теперь этого уже недостаточно.

О Хелен! Он почувствовал, как горячая кровь приливает к коже, как им овладевает безудержное желание. Он хотел ее по многим причинам. Но никто этого не понимал. Все считали его слишком молодым, чтобы знать, что ему нужно. А это не так. Да, он немного застенчив, — скучен и мрачен, сказал однажды его отец, — и все же Кэм был уверен в своей любви к Хелен так же абсолютно, как был уверен в своих способностях.

Может, он скучен и мрачен, но в этом году ферма дала прибыль в два раза больше прошлогоднего, и Кэм знал, что все только благодаря его способности вести расчеты и трудиться до седьмого пота. Но все равно отец издевался, насмехаясь над его отказом участвовать в пирушках в Халкоте.

Прошлым вечером Рэндольф толкнул к нему грудастую вдову, сопроводив это таким непристойным предложением, что Кэму даже стало ее жалко. Однако женщина обиделась на самого Кэма за его безразличие, а Рэндольф отвернулся от него.

— Не мой сын, — громко заявил он, и его слышали не менее дюжины гостей.

Сегодня пирушка двумя этажами ниже вообще походила на оргию. Судя по всему, ковры были сняты для танцев, потому что пьяный смех доносился уже из коридора. Значит, можно не бояться. Он рискнет. Кэм тихо встал с кровати и выскользнул коридор.

Как он и ожидал, свет не пробивался из-под двери Хелен. Постучав условным стуком, он быстро шагнул в комнату. В тонкой полоске лунного света Кэм увидел, как Хелен отбросила покрывало и села. Он молча пересек комнату и устроился на кровати рядом с ней.

— С днем рождения, — прошептал он, вкладывая маленькую коробочку в ее руку.

Хелен мгновение смотрела на него, потом открыла коробочку и восторженно ахнула, когда увидела витую цепочку с большим изумрудом в тончайшей оправе. В полумраке он заметил, как она прикусила губу и едва заметно качнула головой.

— Кэм, нет! Ты не можешь подарить его мне, — нежно прошептала она. — Но как же он прекрасен!

— Он твой, — ответил Кэм, рассеянно проводя пальцем по изгибу ее скулы. — Мама оставила его мне, и я могу отдать его кому пожелаю. — Он взял у нее кулон. — Повернись, Хелли.

Его пальцы дрожали, когда он, подняв толстую косу, застегнул цепочку на ее шее. Повернувшись к нему, она раскрыла воротник ночной рубашки и взглянула на кулон. В темноте Кэм едва различал его на фоне смутно белевшей кожи, но это не имело значения. Он знал, насколько прекрасна ее кожа.

— Ну, как тебе, Кэм? — по-взрослому кокетливо спросила она. — Если бы я надела его с шелковым бальным платьем, как бы я выглядела? — Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Ее полные губы расплылись в озорной улыбке, которую он так любил и которой так боялся.

Сглотнув, Кэм наклонился и поцеловал ее.

— Когда-нибудь, Хелли, я куплю тебе много шелка. Изумрудный шелк, под цвет твоих глаз. Я хочу, чтобы ты всегда носила густые, темные цвета, потому что они тебе идут.

Хелен встала на колени и порывисто обняла его плечи.

— Спасибо, Кэм, — прошептала она, покрывая легкими поцелуями его лицо. — Это самый прекрасный подарок.

Его руки заскользили вверх по ее спине, когда он снова нашел ее губы, почувствовал, как грудь Хелен прижалась к его груди и они упали на постель, уже не смеясь, как бывало раньше. Они вдруг перестали хихикать и возиться под покрывалом, все становилось очень и очень серьезным.

Хелен, почти беззвучно вздохнув, с готовностью приоткрыла рот навстречу его губам. Поцелуй длился и длился. Они уже миновали период неловкости, если это чувство вообще когда-либо существовало между ними. Кэм не мог вспомнить таких моментов. Он лишь знал, что хочет ее, казалось, целую вечность. Он лег на нее, поднимая коленом ее ночную рубашку.

— Хелен, — наконец сумел выдохнуть он. — Мы, наверное, должны остановиться.

— Нет, нет! — тихо воскликнула она, прижимаясь к нему и запуская пальцы в его волосы. — Прошу тебя, Кэм! Я люблю тебя. Я буду любить тебя вечно. И ты меня любишь, правда ведь?

— Хелен, ты же знаешь это, — ответил Кэм, легко касаясь губами ее лба. — И когда-нибудь у меня будет право… Быть с тобой вот так. Но пока нет. Не сейчас.

— Вздор, — прошептала она, прерывисто дыша, и нетерпеливо потащила вверх его ночную рубашку. — Я буду ждать тебя вечно, если нужно, но зачем ждать? И ради чего? Кто узнает или кого интересует то, что мы делаем?

И внезапно Кэм подумал, что согласен с ней. В глубине души он подозревал, что хотел от нее именно такой реакции. Может, он пришел в спальню Хелен не только затем, чтобы утешить, но и любить ее так, как он хотел с их самой первой встречи. Долгое время он стыдился этого желания, а теперь понимал его, и стыд исчез.