— Хелен, ради Бога, давай не будем ссориться. Мы должны трудиться вместе, ты и я, ради Арианы.

Хелен подавила дрожь, пробежавшую по телу от прикосновения Кэма, и заставила себя отдернуть руку.

— Я… да, ты прав.

Они снова замолчали. В глазах Кэма по-прежнему оставалось странное выражение, но когда он заговорил, его голос звучал намного мягче:

— Я привез тебя сюда, чтобы попросить прошения, Хелен. И я пытался. А теперь я хотел бы поговорить об Ариане. Как вы ладите? — В его голосе уже не было ни враждебности, ни раздражения.

— Мне кажется, хорошо, — ответила Хелен, благодарная за его желание примириться.

Заставив себя на время позабыть тревогу о Бентли, она следующие четверть часа рассказывала Кэму о первых впечатлениях от общения с Арианой, а тот затронул несколько важных моментов и не стеснялся переспрашивать, если не понимал. Он явно решил предоставить дочери все возможности. Хелен изложила свой план — использовать в качестве эмоционального воздействия рисование и музыку, сообщила, что вскоре хочет попробовать учить Ариану элементарным навыкам счета и письма.

Кэм был доволен.

— Должен признать, — заметил он, — что Ариана очень легко приняла тебя.

Хелен слабо улыбнулась:

— Она чувствовала некоторую скованность после того, как вы ушли вчера, но Ариана — замечательный, смышленый ребенок.

— Значит, ты первая гувернантка, кто это говорит, — мрачно ответил граф.

— О, не надо терять надежды, милорд! Возможно, Ариану просто нельзя учить обычными методами. Пока нельзя. Но я уже верю в ее способности. И надеюсь, что, когда мне придет время уезжать, она уже научится хотя бы немного общаться.

— Уезжать, Хелен? — повторил он, насупив брови. — Но Ариане еще долго будет требоваться гувернантка.

Хелен покачала головой:

— О, я думала, вы понимаете. Да, Ариане некоторое время нужен будет учитель. Только не моей специальности… Если Ариана добьется успехов, вам уже не придется выплачивать мне непомерный гонорар. Обычной гувернантки вполне достаточно.

— Как долго? — спросил он, и в его тоне послышалось странное напряжение. — Как долго я… она будет нуждаться в тебе?

Хелен озадаченно посмотрела на него.

— Трудно сказать. Год. Может, два. Я никогда не работала нигде больше двух лет.

Кэм покачал головой, как бы споря с Хелен.

— Не стану делать вид, что понимаю тебя… все эти бесконечные переезды. Разве ты не хочешь где-то обосноваться? Жить своей жизнью?

Она насмешливо посмотрела на него:

— Гувернантка не может обосноваться, Кэм. И у нее своей жизни нет. Той, которую ты имеешь в виду. — Хелен не сумела подавить тихий вздох. — Это трудно объяснить. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Вспомним счастливые времена.

— Счастливые времена, — повторил он, глядя ей в глаза. — Знаешь, я думаю, мои самые счастливые времена прошли с тобой, Хелен. Конечно, вряд ли похвально признаваться в том, что получал такое удовольствие от праздности и шалостей.

Хелен засмеялась. По правде говоря, она не хотела показывать, насколько ее удивило тихое признание Кэма.

— Мы были так молоды, Кэм. И нужно наслаждаться жизнью в любом возрасте. Немного праздности и шалости — тоже хорошо.

— Это роскошь, которую я не могу себе позволить, — твердо возразил он.

— Ты — не твой отец, Кэм, — мягко повторила она. — Мы уже обсуждали это.

— Молюсь, чтобы ты оказалась права, Хелен, потому что мой отец был мот и развратник, безразличный ко всем, кроме себя. — Кэм мрачно улыбнулся. — Но ведь ты всегда знала это, правда? Даже в юном возрасте, в те счастливые времена, о которых ты столь безмятежно говоришь, ты уже понимала жизнь. Я тогда думал, что ужасно неприлично так много знать в юном возрасте. И в то же время очень завидовал тебе, — сказал Кэм.

Постепенно остатки напряженности между ними исчезли, сменившись ощущением близости, намного более глубокой, чем просто чувственная привязанность друг к другу. Ее взгляд встретился с его взглядом, и все звуки вокруг них смолкли. Казалось, та крепкая дружба, которая когда-то была между ними, сейчас воскресла, по крайней мере в этот момент.

Она почувствовала себя необъяснимо свободной, как будто опять стала юной, дерзкой девчонкой.

— Я развращала тебя, Кэм? — тихо спросила она, покраснев. — Признаюсь, я часто этого хотела. Я была ужасна, правда? А ты! Ты был таким идеальным, таким правильным! И так невероятно искушал меня. Ведь я чуть не лишила тебя невинности, а ты — меня. И ты прав в одном — мы не понимали риска.

Покраснев до корней волос, Кэм вдруг засмеялся.

— О Господи, — сказал он, давясь смехом и опуская голову. — Знаешь, Хелен, ведь отец так и не дал мне забыть тот случай. Думаю, потом некоторое время он питал какие-то надежды в отношении меня. До этого я был для него сплошным разочарованием. И получилось, что оба родителя были недовольны мною.

— Что ты имеешь в виду, Кэм?

Он поднял голову, и в его ясных глазах она увидела странную смесь боли и юмора.

— Ты, несомненно, слышала сплетни в Халкоте, Хелен, — ответил он, и уголок его рта дрогнул. — Я, кажется, был слишком похож на Ратледжа, что не нравилось моей матери, и обладал слишком большой выдержкой Кэмденов, что не устраивало моего отца.

— Но твоя мать очень любила тебя, Кэм. Все так говорили.

— Разве? — Он едва заметно покачал головой, словно озадаченный собственным вопросом. — Я больше в этом не уверен. Думаю, мать нуждалась во мне.

— Конечно, — мягко сказала Хелен. — Ты же был ее ребенком.

— Я был ее надеждой, — отрезал Кэм. — Она была вне себя от страха, боялась за будущее своих детей, за свой дом. Ты понятия не имеешь, что представляют собой такие женщины.

— О, Кэм! — засмеялась Хелен. — Ты ошибаешься! Моя мать была такая же, просто копия.

— Твоя мать? — Кэм скептически улыбнулся. — Мэри Мидлтон была наглой и дерзкой.

— О, такое впечатление она и пыталась создать! А на самом деле маман все время искала нового мужа, нового любовника. Разве ты не видел этого, Кэм? Разве ты не понимал, что она порхает от мужчины к мужчине из-за своего неустойчивого положения?

Размышляя над ее словами, Кэм сорвал травинку и рассеянно сунул ее в рот.

— Ты думаешь?

— О, Кэм! Седой волос, морщинка, любая мелочь, все могло повергнуть ее в ужас, потому что у нее, как и у твоей матери, не было уверенности. Еще девочкой я поклялась, что никогда не буду такой, как она.

— И потому избрала себе профессию.

— Именно, — твердо ответила Хелен. — Когда моя красота увянет, мне не станет от этого хуже. Напротив, даже лучше.