чувствовали, что застряли. Они решили написать Эйдену письмо на годовщину смерти, но прошло 3 месяца, а письмо так и не было написано. Мими призналась, что не могла двигаться вперед, но это еще не все. Она не пережила на самом деле те события в жизни ребенка, о которых мечтала, и не могла убрать с глаз те немногие вещи, которые были связаны с Эйденом: одежду, колыбель, молокоотсос. «Память – это все, что у нас есть. Воспоминания о прошлом сложно отпустить», – сказала Мими. Генри казалось, что они жили словно в тумане. Мы вместе решили, что им нужно что-то изменить, выйти из этого состояния. Квартира, которую они снимали, больше всего напоминала об Эйдене. К тому же она была «призрачной»: Генри и Мими не повесили ни одной фотографии и ничего не меняли, чтобы сделать ее своей.

Генри и Мими должны были позволить Эйдену «уйти». Они должны были уделить время процессу переживания горя. Но в определенный момент он мог вызвать тяжелые чувства и повергнуть в депрессию. Психологически Генри и Мими не хотели отпускать Эйдена. Они как можно крепче «вцепились» в него, поэтому им было сложно что-то менять: им казалось, что тогда они забудут его. Я согласилась, что страх забыть Эйдена был огромным, но Генри и Мими знали, что это было невозможно. Они признали, что пора что-то менять. Это позволило бы им перемещаться между настоящим и прошлым – между счастливыми моментами и воспоминаниями об Эйдене.

Через неделю Генри и Мими признались, что осмелились на перемены. Мими заказала красивые контейнеры для вещей Эйдена и собиралась вышить на его одежде инициалы. Также они решили переехать. Возможно, это было не самым практичным решением, потому что они не исключали возможности скорого возвращения в США. Тем не менее это были перемены к лучшему. Смена обстановки и самое главное – переезд позволил бы им завести щенка. Переезд редко помогает решить проблему, потому что она всегда внутри нас. Но мне показалось, что решение Генри и Мими стало переломным моментом, шагом в сторону обретения надежды и медленного восстановления доверия к жизни.

В течение последнего года нашей совместной работы они разбирались с новой дилеммой: должны ли они попробовать родить еще ребенка. Генри хотелось раздвинуть границы. Жизнь казалось ему настолько мимолетной, что он просто хотел рискнуть. «Но это не значит, что я не боюсь новой попытки», – говорил он. Мими не знала, как поступить. Решение казалось таким далеким, и она была против. Генри тоже иногда менял мнение: «Когда я вижу людей с детьми или наклейки “Ребенок в машине”, я даже не могу смотреть на них. Это вызывает огромную боль». Как-то раз Мими зашла в магазин детской одежды, но испытала приступ ужаса и выбежала оттуда. Она «безумно злилась на беременных женщин». Генри и Мими закрылись от болезненных мыслей о еще одном ребенке, но все же именно этого им хотелось.

Как ни парадоксально, решение не давить на себя сработало. В конце концов, Генри и Мими решились.

Разумеется, им было нелегко: страх новой попытки, новые мечты о ребенке означали новый риск смерти младенца и возможную бездетность. Если у тебя умер ребенок, ты не сможешь исключить эту вероятность в будущем.

Сейчас Генри и Мими находятся в постоянном ожидании: очередной месяц надежды разбивается с приходом менструации. Я очень надеюсь, что у них все получится.

Наша работа продолжается.

Фил и аннетт

Я хорошо помню, как получила срочное сообщение от моего хорошего друга. Он был очень расстроен: четырехлетняя дочь его лучшего друга Эмбер утонула в бассейне. Я позвонила отцу девочки Филу, который ехал в морг. С ним ехали его супруга Аннетт, 45-летняя художница по декорациям родом из Франции, и двое детей – 7-лет-няя Беатрис и 10-летний Генри. Телефонная связь была плохой, и голос Фила дрожал, когда он сказал мне, куда они направлялись. Меня поразило, что они решили взять с собой детей. Каким-то образом они поняли, что это важно. Дети должны были увидеть тело своей сестры, чтобы поверить в ее смерть.

Как любому человеку, столкнувшемуся с подобной ситуацией, мне хотелось подобрать слова, которые как по волшебству всё бы уладили. Но таких слов нет. Поэтому я просто сказала: «Мне ужасно жаль, что ваша дочь Эмбер умерла. Мне жаль, что с вами произошла эта трагедия. Чем я могу вам помочь?» Фил и Аннетт сказали, что нуждаются в поддержке, и мы договорились созвониться позже.

Я боялась нашего следующего разговора, потому что мне нужно было говорить с Филом и Аннетт о том, о чем никто даже не должен задумываться. Я сказала паре, что важно дать себе время на организацию похорон. Они станут последним событием, которые Фил и Аннетт подготовят для Эмбер. Если бы они не торопились с похоронами, то смогли бы все обдумать, принять решение и в случае необходимости изменить его, чтобы избежать сожалений в будущем. Они должны были тщательно обдумать, как подключить к процессу Беатрис и Генри. Мы должны были обсудить, во что родители оденут Эмбер и что Генри и Беатрис положат в ее гроб – письма, ее плюшевого медвежонка и т. д.

В ходе нашего общения я пыталась понять, какими людьми были Фил и Аннетт. Фил был более открытым в эмоциональном плане. Он громко плакал и дрожал, когда произносил имя Эмбер. Аннетт более сдержанно выражала свою печаль. Безусловно, она испытывала огромную боль, но эта боль таилась глубоко (Фил же открыто проявлял свою боль). Мне показалось, что это особенность характера Аннетт. В ее манерах не было ничего наигранного. Для Аннетт главным было благополучие ее детей. Ей хотелось, чтобы они всегда оставались веселыми и «шли вперед». Меня поразили механизмы борьбы этой пары: они противоречили норме. Обычно мужчины хотят вернуться к нормальной жизни, а женщины открыто плачут, направляя свою энергию на утрату, злятся на спутников, которые хотят продолжать жить.

После похорон мы договорились о сеансах по Skype, потому что Фил и Аннетт жили в Париже. Аннетт отличалась удивительной красотой – у нее были сверкающие карие глаза, темные волосы и прирожденная парижская элегантность, которая не дана нам, британцам. У Фила было нежное лицо, печальные карие глаза и густые черные волосы. Будучи стройным и подтянутым, он напоминал «борзую, созданную для скорости». Он выглядел так, словно ежедневно пробегал десятки километров, чтобы изгнать боль из своего тела. Узнав, что Фил работает учителем, я представила, как он спокойно удерживает внимание класса. Он обладал внутренней искрой, которая наверняка пробуждала в детях интерес к его предмету.

Фил и Аннетт оба страдали от посттравматического расстройства, вызывавшего навязчивые воспоминания, флэшбэки и постоянное