Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Склеивание» моментов события позволяет переместить травму из раздела мозга, отвечающего за реакцию «бей, беги или замри», в его рациональную мыслительную часть, где травма сохранится вместе с нашими «нормальными» воспоминаниями.
Эту болезненную работу можно проделать лишь постепенно. Фил и Аннетт учились контролировать свои организмы с помощью расслабления, дыхания и работы с телом. Наконец, они смогли подробно рассказать свою трагическую историю.
Они отдыхали в Испании со знакомой семьей. В конце веселого дня все собрались у бассейна – четверо взрослых и шестеро детей. Взрослые увлеклись разговором, пока собирали привычный летний набор: полотенца, купальники, игрушечные ведерки и совочки. Никто не заметил, как Эмбер подошла к бассейну. Обычно она сидела на верхней ступеньке, но в тот раз поскользнулась или спустилась ниже. Она утонула ужасающе быстро и тихо. Когда взрослые заметили ее отсутствие, она уже плавала в бассейне головой вниз. Взрослых охватил ужас: Аннетт закричала, Фил бросился в воду. Он отчаянно пытался реанимировать дочь, пока Аннетт звонила в скорую. Они арендовали виллу в горной местности, поэтому врачи приехали лишь через 20 минут. Было слишком поздно. За две минуты Эмбер потеряла сознание и через 4–6 минут умерла.
Травму спровоцировало то, что они увидели Эмбер в воде, вытаскивали ее из бассейна, пытались оживить и затем несли тело к врачам. Каждый раз, когда Фил и Аннетт вспоминали это, они словно издавали сдавленный крик. Мы вместе выполняли дыхательные упражнения.
Я успокаивала их и долгое время после сеанса ощущала их огромную боль.
Ребенок просто подошел к бассейну. Как такое до смешного нормальное действие могло закончиться так трагично? Жестокая случайность. Это было неправильно, абсолютно неправильно. На месте Фила и Аннетт легко мог оказаться любой из нас. На их месте точно могла оказаться я. Я помню, как закричала, когда увидела, что мой двухлетний сын тихонько вышел во двор дома и направился к пруду. Всего несколько минут, и его судьба бы полностью изменилась. Я никогда не найду достойного объяснения произошедшему.
Фил и Аннет сразу приняли осознанное решение: каким бы огромным ни было их чувство вины, они не позволят ему поглотить их. Они были твердо убеждены, что этим помогут Генри и Беатрис. Им хотелось обеспечить счастливую жизнь своих детей. Фил описал свой внутренний конфликт: «Когда я в порядке, то испытываю чувство вины. Когда мне грустно, я чувствую, что словно показываю Эмбер, что скучаю по ней, хотя эта печаль делает мою жизнь безрадостной. Я отчаянно пытаюсь понять, как жить дальше». Аннетт была все время занята и, казалось, хотела, чтобы все стало как прежде. Конечно, она испытывала ту же печаль, что и Фил, но не собиралась говорить о ней. «Я просто живу дальше, – сказала она. – Я думаю об Эмбер каждый день, и мне не становится легче. Мои глаза высохли от слез, это очень тяжело».
Горе сопровождало их в течение каждого дня, хотя в их жизни по-прежнему были приятные моменты. На Фила и Аннетт давило понимание того, что они никогда не узнают, какой стала бы Эмбер через 10 лет. Фил чувствовал, что его отношение со временем изменилось: он просто поделил свою жизнь на время до и после смерти Эмбер. Будущего для него больше не существовало, а любое ощущение линейного времени исчезло.
Фила не волновало, сможет ли он вынести свою печаль. Его скорее интересовало, как это сделать. Он знал, что внешне мог притворяться, что все в порядке, но внутри все было по-прежнему. «Я все еще ощущаю огромную печаль, – признался Фил. – Она повлияла на мою личность и превращается в гигантскую дыру. Я лишь изредка не думаю об этом. Но печаль возвращается в центр моего внимания, когда понимаю: “Вот еще одна вещь, которую я сделал без Эмбер”. Все дело в выносливости. Я словно взбираюсь на Эверест без одной ноги – это чертовски тяжело». Когда Фил сказал это, я поняла, каким сильным он должен был быть, чтобы вынести такую боль. Мне не хотелось умалять его страдания, но нужно было признать важность его силы как защитного фактора.
Аннетт уволилась с работы. Ей было слишком тяжело работать над тем, что теперь казалось бессмысленным. Хотя она знала, что в будущем ей придется найти работу по финансовым причинам, на тот момент ее интересовала лишь семья. Она сосредоточилась на ней. Фил и Аннетт вместе посещали разные интересные места, рисовали с детьми, готовили – в общем, вплетали новые счастливые моменты в свою память. Это не притупляло огромное чувство утраты, но усиливало в Аннетт желание жить. Фил не смог вернуться в школу и не работал в течение семестра. Его память ослабла, он не мог удерживать внимание класса. Ему было слишком больно видеть, как живут остальные дети, в то время как Эмбер больше нет. Во втором семестре он изредка преподавал и со временем вернулся к привычному расписанию.
Фил и Аннетт интересовали меня как пара, и я хотела узнать больше об их взаимоотношениях. Их отношения были легкими и доверительными. Они очень сильно любили друг друга и ничего не скрывали. В их отношениях не было особых сложностей: они могли сердиться друг на друга, но легко мирились. Аннетт говорила гораздо меньше Фила, и все же их отношения были сбалансированными. В какой-то степени Фил говорил за них обоих. Когда мы обсуждали их различия в процессе переживания горя, Фил спокойно констатировал: «С этим каждый справляется сам по себе. Ты чувствуешь себя одиноко. В нашей семье все разделяют горе, но мое горе не возникает одновременно с горем остальных и не похоже на чувства остальных. Мы все разные и можем испытывать одно и то же чувство с разной интенсивностью в разное время. Но в итоге ты должен справиться с ним самостоятельно». Я мысленно улыбнулась его точности. Как было бы прекрасно, если бы все это понимали.
Я помогала Филу и Аннетт прислушаться к чувствам.
Травматические воспоминания легко ввергали их в состояние повышенной бдительности и заставляли ощущать себя в опасности. Я