Вот тогда она и пролегла между ними… точнее, пролегла-то она много раньше, и уже не скажешь сейчас, какая из, казалось бы, мелочей стала первым толчком – но в тот день она стала явственна видна им обоим, эта пролёгшая между ними трещина, в конце концов завершившаяся залпом бортовых орудий «Единорога» по капитанскому мостику «Зевеса».

Нет, в тот день они помирились. Симон извинился, Александр его извинения принял, и, кажется, даже искренне, но что-то сломалось. Что-то едва уловимое, чего, тем не менее, – Симону отчаянно не хватало. Близость, доверие и что-то ещё. Они продолжали работать вместе, деля тяготы войны и власти на двоих, как и прежде – но дружбой это уже назвать было нельзя.

Нет, Симон не был наивным юношей, считающим, что былая привязанность сделает невозможными неприятные сюрпризы. За Александром присматривали, но никто так и не обнаружил никаких признаков заговора. Разве что иногда адмирал Иген позволял себе критику иных решений консула и его методов ведения войны, но этого для Симона было недостаточно, чтобы записать его в изменники. Да и не было, скорее всего, никакого заговора, Сандер действовал сам, на свой страх и риск. Теперь уже не проследишь, какими путями коды «Зевеса» попали в Федерацию, чтобы помочь Давине и её группе проникнуть на корабль. А может статься даже, что и тут Александр был ни при чём, а просто увидел удобную возможность и не смог устоять перед искушением.

А ведь он должен был изображать скорбь, отрешённо думал Райан, невидящим взглядом уставившись в стену. И достаточно убедительно, ведь даже для ближайшего круга они до последнего оставались друзьями и соратниками, ни один из них не захотел выносить сор из избы. Траурные мероприятия на государственном уровне – это само собой, но он должен был хотя бы бокал вина выпить за упокой души вместе с их общими друзьями, иначе его бы просто не поняли. Эй, Александр, не горчило вино на тризне по убитому тобой другу?

Светлый прямоугольник двери заслонила тень, и голос Рауля спросил:

– Ты чего в темноте сидишь?

– Включи свет, – вместо ответа сказал Райан. Самому шевелиться было лень.

Каюта, ставшая их общим домом, осветилась уютным неярким светом настенных ламп. Рауль прошёл к столу и сел напротив Райана.

– Ты вспомнил, кем ты был? – помолчав, спросил он. – Я имею в виду…

– Я понял. Да, вспомнил. Не всё, но многое.

– Так ты можешь сказать, чёрт возьми, зачем ты всё это затеял?! Эту войну?

– Пока ещё нет, – Райан качнул головой. – Память возвращается, но фрагментарно. Тут помню, тут не помню. Я вспоминаю саму войну, но причины… Я и сам хотел бы их знать. Надеюсь, что со временем я сумею вспомнить всё.

– А что ты намереваешься делать дальше?

– Остановить всё это.

– Ты даже не помнишь, зачем начал, а уже хочешь остановить?

– Рауль, для чего бы я это не начал, достиг я поставленной цели, или нет, война всё равно уже потеряла смысл. Александр не выиграет, только истощит все силы. Все жертвы давно стали бессмысленными, просто мой бывший друг не может заставить себя это признать. Он хочет всего, не понимая, что не достигнет ничего.

– Тоже… из-за Тёмной звезды?

– Не знаю. Может быть. Но он не единственный, кто потерял чувство реальности, оказавшись на вершине, и большинству для этого никакая звезда не нужна.

Рауль шумно вздохнул.

– Я не знаю, что мне делать, – признался он. – По-детски звучит, да? Но я и правда не знаю. Вся эта ваша политика, секретные операции и прочие высокие материи… Никогда не был в них силён. Вы все, генералы и консулы, переделываете мир по своему усмотрению, а что делать нам, простым людям, попавшим в ваши игрища?

– Рауль, тебе достаточно делать то, что тебе подсказывает долг и совесть. Ты-то во всём этом совершенно ни при чём. Сторонний человек.

– Здесь уже не осталось сторонних людей. В вашей партии участвует множество народа, каждый житель Федерации… да и Альянса так или иначе в неё втянут.

– Ты прав, – помолчав, сказал Райан. – Я готов ответить за всё, мной сделанное, и перед законом, и перед обоими народами. А если тебе этого покажется недостаточно… Только давай договоримся, что ты дождёшься, пока мы хотя бы сядем на Посейдоне и передадим добытые сведения по назначению, а месть свою осуществишь потом.

– Месть? – Рауль поднял на него глаза.

– Да. Помнишь, мы как-то говорили, что Симон Конверс делит с Игеном ответственность за бомбардировку Ниобеи? Я от своих слов не отказываюсь. Если ты хочешь отплатить мне так же, как де Веге – ты в своём праве.

Некоторое время Рауль молча смотрел на него. Потом покачал головой и отвёл взгляд.

– Ты был прав, – сказал он. – Вернее, вы с Давиной были правы. Месть не приносит облегчения. Краткий миг удовлетворения, а потом – пустота. Раньше у меня была цель, а теперь… теперь я даже не знаю, ради чего всё это.

– Ради жизни, Рауль. Ради победы. Ради семьи, в конце концов – ведь у тебя есть сын.

– Да, сын… который не хочет меня знать, – Рауль невесело усмехнулся, потом вдруг вскочил и забегал по комнате. – Проклятье, Райан! Или Симон? Вот что мне теперь с тобой делать?! Ты хороший товарищ, ты спас нас всех, но… Каково мне было узнать о тебе такое?!

– Рауль, а как ты думаешь, каково было мне?

Похоже, ему всё-таки удалось смутить пилота – Севье остановился, опустил глаза и неловко усмехнулся.

– Н-да… Тяжело, наверное. Что ж, наверное, нужно попытаться начать всё с начала. Но знаешь что – я буду наблюдать за тобой. И если я увижу, что ты представляешь угрозу для нас, здесь собравшихся, или для Федерации – я найду способ тебя остановить.

У Райана на языке вертелся вопрос, как Рауль намерен это сделать, если Райан – способен скрутить его в бараний рог, не шевельнув и пальцем, но он решил не усугублять и без того непростую обстановку. Вместо этого он серьёзно кивнул и протянул Севье ладонь:

– Ну что, мир?

– Мир.

Они пожали друг другу руки.

– А в самом деле, Райан? – спросил Рауль. – Почему ты тогда никак не наказал Игена?

– Почему… – Райан вздохнул. – Я не смог, Рауль. Всё-таки мы много лет были друзьями, через столько прошли вместе… Вот и получается, что в конечном счёте я выбрал его.

– А он тебя вот так отблагодарил, – подытожил Рауль и повернулся к двери. – Пойду, проверю, как там поживают наши батареи.

Он вышел, и Райан снова остался наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Он ни словом не соврал Раулю, просто не добавил, что основной причиной того, что у него рука не поднялась на Александра, был стыд. Симону было мучительно стыдно за то, как он обошёлся со своим другом, и он не смог через себя перешагнуть. Он дал слабину – простил то, что прощать было нельзя.

А ведь если бы он тогда, ну, хотя бы отстранил Игена от дел, то… Кто знает, что было бы потом, но уж точно не то, что сейчас. Конечно, Сандер его не простил бы, но врагами они стали так и так, и у Симона-Райана не было бы, уж не будем прятаться за утешительными иллюзиями, необходимости убить или сдать в плен бывшего лучшего друга, чтобы остановить его. Так почему же Симон тогда не нашёл в себе силы сделать то, что должен был? Почему не спас Александра – от него самого? От его перешедшего границы честолюбия и неразборчивости в средствах?