Он еще раз испепелил меня взглядом, но накладную взял.

– Ройеля тут нет.

– А мне какое дело? – свободной рукой я сунул ему ручку. – Вы только черкните закорючку, и я пошел.

На этот раз он свирепо покосился сначала на ручку, а только потом уже на меня. Подумав немного, он опустил свой саквояж на журнальный столик.

– Ну, ладно...

– Вот и хорошо, – я шагнул мимо него и поставил коробку на стол. Он стиснул ручку в лапище и склонился над бумажкой. Пока он был занят этой непосильной задачей, я быстро сунул руку в саквояж, схватил первую попавшуюся бумажку размером чуть больше игральной карты и зажал ее в кулаке. Я успел вынуть руку из саквояжа прежде, чем он разделался с подписью и, ворча, сунул накладную обратно мне.

– А теперь, – буркнул он, – вон отсюдова.

– А то, – заверил я его. – Спасибочки.

Я повернулся было уходить, но рука его вдруг метнулась ко мне и стальной хваткой стиснула меня за запястье. Я оглянулся. Он сощурился и раздул ноздри.

– Цветы? – прорычал он. – А чего тогда не пахнут?

Душа моя стремительно ушла в пятки, но я сделал последнюю попытку сблефовать.

– О чем это вы, мистер... э... – я покосился на накладную, – Грум?

Мистер Грум?

Он придвинулся ко мне еще ближе, и снова раздул ноздри, на этот раз с шумом втянув в них воздух.

– Магией пахнет. Чародеем пахнет.

Должно быть, улыбка на моем лице сделалась несколько кисловатой.

Грум взял меня лапищей за горло и без видимого усилия оторвал от земли. Поле моего зрения резко сузилось, да и то, что я еще видел, заволокло дымкой. Накладная выпала у меня из рук. Я сделал попытку дернуться или хотя бы стряхнуть его руки. Безрезультатно. Он недобро сощурился и оскалился в ухмылке.

– Зря ты ввязался не в свое дело... не знаю, как тебя звать, – прорычал он, сдавливая мое горло все сильнее. Мне послышался треск. Я надеялся только, что это трещали его пальцы, а не моя трахея. – Как тебя звали при жизни, – поправился он.

Пользоваться моим браслетом было уже поздно, а жезл лежал в коробке, вне моей досягаемости. В глазах уже начинало темнеть, и я поспешно полез в карман в поисках единственного остававшегося у меня оружия. Я искренне молился о том, чтобы догадка моя оказалась верна.

Я нащупал в кармане ржавый железный гвоздь, стиснул его как мог крепче и ткнул им в руку Грума чуть ниже локтя. Гвоздь впился в его плоть.

Он взревел басом, от которого содрогнулись стены, дернулся, крутанулся на месте и отшвырнул меня от себя. Я врезался в дверь Ройельской спальни, распахнул ее и спиной вперед полетел дальше. Мне повезло: я приземлился на кровати, не зацепив деревянных столбов по углам. Попади я на один из них, и я наверняка бы сломал себе позвоночник. Я подпрыгнул на пружинах матраса, больно двинулся о стену и рухнул обратно на кровать.

Я поднял взгляд и увидел, что с Грумом произошли разительные изменения.

В отличие от киношных громил на нем красовалась теперь кожаная набедренная повязка – и ничего больше. Кожа его приобрела темно-красный оттенок и сплошь поросла волосами. Уши торчали по сторонам головы этаким подобием тарелок спутникового ТВ, а лицо сплюснулось, сделавшись подобием горилльей морды. Роста в нем тоже заметно прибавилось. Ему приходилось пригибаться, но даже так плечи его шваркали по расположенному на высоте добрых десяти футов потолку.

Взревев еще раз, Грум выдернул гвоздь из руки и отшвырнул его в сторону. Тот пробил стену, оставив за собой отверстие размером с мой большой палец. Потом он повернулся в мою сторону, оскалил жуткую зубастую пасть и шагнул ко мне. Паркет скрипнул под его весом.

– Огр! – выдохнул я. – Вот дрянь! – Я вытянул руки в сторону моего жезла и напряг волю. – Ventas servitas!

Внезапный вихрь сорвал коробку из-под цветов со столика и швырнул ко мне. Она больно стукнула меня в грудь, но я, крякнув, перехватил ее, выхватил из нее жезл и нацелил в приближавшегося Грума. Я закачал в жезл изрядную порцию воли, и конец его засиял багровым светом.

– Fuego! – рявкнул я, высвобождая энергию. Огненная струя толщиной с мой кулак устремилась к Груму и ударила ему прямо в грудь.

Огонь не замедлил его ни на секунду. Кожа его вообще не горела – даже волосы не задымились. Огонь разбился о его тело, не причинив ему ни малейшего вреда.

Грум с трудом протиснулся в дверь спальни, снеся при этом косяк, и занес кулак размером с небольшую бочку. Он с размаху опустил его на кровать, но я не стал дожидаться этого. Я перекатился и юркнул в щель между кроватью и стеной. Огр потянулся ко мне, но я оттолкнулся ногами от стены, врезался лбом в его ноги и, обогнув их, на четвереньках устремился к двери.

Я почти успел. В самый последний момент что-то тяжелое и твердое с размаху ударило мне по мягкому месту и ткнуло носом в ковер. Я успел еще сообразить, что Грум запустил в меня антикварным стулом Викторианской эпохи, роскошью напоминавшим скорее трон.

Секундой позже до меня дошла и боль от удара, но я продолжал упрямо ползти к двери. Пол содрогался под шагами догонявшего меня огра...

– Что это за бардак у вас там? – послышался из коридора возмущенный женский голос. – Я уже вызвала полицию, так и знайте! А ну выметайтесь отсюда, если не хотите за решетку!

Грум застыл. На его обезьяньей физиономии явственно обозначилась досада. Он зарычал и, перешагнув через меня, забрал со столика саквояж. Я откатился к стене. Наступи он на меня – и мокрого места бы не осталось, и у меня не имелось ни малейшего желания облегчать ему эту задачу.

– Считай, тебе повезло, – буркнул огр. – Погоди, еще встретимся! – очертания его тела расплылись, он уменьшился в размерах и превратился в обычного громилу, каким я видел его пару минут назад. Он поправил котелок на голове и пошел к двери, не забыв по дороге лягнуть меня ногой. Я успел увернуться, а он не стал задерживаться. Хлопнула дверь, и он ушел.

– Ну? – продолжал все тот же женский голос. – Что там у вас, хулиганье? А ну вон!

Где-то на улице взвыла полицейская сирена. Я встал, пошатнулся и привалился к стене, чтобы не упасть. Другой рукой я выудил из кармана клочок бумаги, украденный из Грумова саквояжа.

Это оказалась не просто бумажка. Это была фотография. Ничего особенного – обыкновенный полароидный снимок. Седовласый Ройель улыбался в объектив на фоне Волшебного Замка в одном из Диснейлендов.

Его окружало несколько молодых людей – улыбающихся, загорелых и, судя по выражению лиц, счастливых. Одна из них была высокая, с крепкой шеей женщина в линялых джинсах, с волосами, выкрашенными в болотно-зеленый цвет. На ее широком, некрасивом лице играла улыбка. Рядом с ней стояла девушка из тех, которых снимают в каталогах нижнего белья – длинноногая, вся в соблазнительных выпуклостях. Одета она была в короткие шорты и лифчик от бикини. Ее волосы тоже имели зеленый оттенок, но яркий, травяной, а не болотный. С другой стороны от Ройеля стояло двое молодых мужчин. Один – невысокий, коренастый тип в бейсболке и солнечных очках – исподтишка показывал рожки из-за головы своего спутника – миниатюрного, хрупкого сложения мужчины с бронзовым загаром и выгоревшими почти добела волосами.