Если стадо оставалось на полях, за ним смотрели эти самые балайцы. Но можно было пробраться в любом случае. Я видела место, где они ночуют возле стада. Правда вдали, но все же. Их шалаш стоит слева от поля, а еще левее течет река. Достаточно полноводная, и, скорее всего, впадает она в море или в озеро. Если проходить поля по правой границе, ближе к лесу, они даже и не чухнут. Овцы могут и заблеять. Они те еще паникеры, но, как только мы их минуем, они замолчат.

Фалея держит только служанок, часть из которых ей преданы, а еще вернее, приехали с ней из ее дома. Папаша же не мог отправить свою кровиночку жить без поддержки. Мужчин-рабов здесь за мужчин не считают, а бежать они не могут, потому что первый же встречный узнает в нем раба. Да и кто знает, что тут у них на улице?

Вечером я должна была посидеть в засаде. В надежде на то, что встречу Лафата. Что-то подсказывало мне, что он часто наведывался сюда во двор, только зачем? Я не знала, используют его в роли пастуха или он закреплен за кухней и двором. Так я могла и вовсе не увидеть его больше здесь. Только от него я могла что-то узнать о жизни за этим забором.

Два вечера я просидела «в засаде» впустую. Пару раз проходили служанки, причем, одна из них на цыпочках подходила к нашему с Критой домику и прикладывалась ухом к двери. Их кожаные тапочки позволяли ходить совершенно бесшумно, как, впрочем, и мои сапоги. Лафата не было.

Спала я часа по четыре, так как утром раньше всех спешила к душу, где только утром всегда была полная бочка воды. Кто-то же ее наполнял или заменял! Суетящиеся возле печи служанки не обращали на меня внимания. Они выпекали хлеб.

На третью ночь я уже отчаялась встретить хоть кого-то кроме служанок, но тихий кашель возле калитки, что делила наш двор с туалетом и душем, явно был мужским. Легкие шаги направлялись в мою сторону, и я вышла из кустов раньше, чем этот человек мог бы увидеть, откуда я взялась. Я могла идти в туалет, к кухне за водой или в душ, чего, конечно, здесь никто не делал.

— Хэ, - выдох мужчины был похож на испуг, и когда он повернулся ко мне, я поняла, что это не тот, кого я ожидала.

— Напугала? Я не хотела, - улыбнувшись, шепнула я и медленно направилась в сторону туалета.

— Да, ночью здесь никто не ходит, - он прошептал в ответ и как будто пошел следом за мной, но остановился.

— Где Лафат? – решившись на вопрос прошептала я и обернулась.

— Зачем Лафат? – удивление на лице такого же лысого мужчины было неподдельным.

— Давно не вижу. Может, случилось что?

— Все хорошо Лафат. Утром вернется с поля, - мужчина то щурился, словно пытался понять, что я знаю о Лафате и насколько мы близки, то как-то криво улыбался. Что он там думал меня мало интересовало, но дать понять Лафату, что я его ищу он может. Не думаю, что раб пойдет жаловаться хозяйке.

— Скажи ему, что я его искала, - ответила я и поторопилась к туалету. Дождалась, когда калитка, а потом и ворота перед скотным двором закроются и поторопилась к дому. Оставалось только надеяться на то, что он передаст.

Еще пару ночей я сидела в своих кустах и поняла, что надо менять дислокацию – утром заметила, что примятая листва может заинтересовать служанок. Мне приходилось протискиваться между лозами, отчего листья обрывались или сильно мялись. Невооруженным глазом уже было понятно, что там внутри гнездо, где можно присесть и быть совершенно незамеченной.

На третью ночь я просто стояла за домиком. Когда слышала, что кто-то проходит, просто двигалась вокруг него и как мышка, юркала в двери.

— Малисат, - шепот этот был таким слабым, что сначала я посчитала, что мне показалось.

Выглянув в сторону ворот, я заметила серую рубаху, которая при свете двух лун была просто ярчайшим пятном. Лафат? Пришел? Сердце забилось от страха и радости одновременно. Значит, я была права, и эти парни никакие не злые ангелы мести и убийцы девушек.

— Лафат, - шепнула я и помахала ладонью, приглашая его пройти за мной к дому.

— Мне тут нельзя, - подошел он с особой осторожностью, словно ожидал какого-то подвоха. Я бы на его месте тоже не поверила себе сразу.

— Я быстро. Ты можешь сюда приходить ночью?

— Зачем Лафат ночью? – белки его глаз то появлялись, то исчезали, когда он часто моргал.

— Я хочу знать, что там, за забором, далеко ли твои земли…

— Ты хочешь туда ходить? – его испуг был таким сильным, что я запереживала – не зря ли я все это затеяла.

— Нет, но мне надо знать, Лафат. Я не расскажу никому. Пока нет, а потом да. Я не хочу, чтобы хозяйка отрезала мне язык. И еще одной девушке. Лафат, ты можешь рассказывать?

— Приходи душ ночью, за ним есть такая трава, - он указал на заросли лианы. Я там встану. Будешь говорить, - он поторопился к воротам, а я осталась за домиком рассуждать, насколько это безопасно, да и вообще, насколько правильно я поступаю.

Крита долго отговаривала меня, пугая тем, что эти «звери» не щадят никого, но я почему-то была уверена, что мне ничего не грозит. Может, потому что, если бы эти ребята были действительно кровожадными, давно бы уже сбежали отсюда. Не уходят, значит, сами боятся. А мы даже не представляем, что там, за стенами этого дома.

Как только стемнело и возле хозяйственных построек не осталось девушек, а служанки, как всегда, ушли, укрыв посуду и остатки еды тканями, я отправилась в душ.

Усевшись внутри кабинки на деревянный табурет, я сняла сапоги и поливала ноги тонкими струйками воды, наслаждаясь подступающей прохладой. Тишину вокруг на секунду прервал негромкий лязг воротины. Хоть бы это был Лафат, - про себя сказала я и прислушалась. Шагов не было слышно.

— Мали? – не шепотом, но очень тихо, низким голосом сказал кто-то сзади, за каменной стеной.

— Да. Я здесь. Почему здесь говорить безопаснее? – прошептала я, но он, видимо, имел отличный слух.

— Позади меня высокая трава, а за ней есть слабое бревно, а еще, я вижу отсюда весь двор, и никто не придет сюда незамеченным, - спокойно ответил он.

— Там можно пройти, не касаясь ворот? – удивилась я. Травой он называл плети этого растения, похожего на виноград.

— Да, Парамай попросил починить недавно, а я поставил там хитрый запор. Он незаметен глазу, но если это бревно немного приподнять, оно отрывается от пола и висит. Толкнешь рукой - и вот он, лаз, - он говорил так спокойно, что мне стало страшновато.

— Зачем ты мне это рассказал? – собрав все мужество, переспросила я.

— Ты хочешь уйти отсюда, я знаю где ты прячешь нож. Я не хотел подсматривать, но ты очень шумела, да так, что я не мог спать. Мои уши и глаза не такие как ваши. Пустыня – хитрая большая кошка, она слышит все. Значит, и тот, кто идет по пустыне, должен быть хитрым.

— И ты никому не сказал? – я думала только о том, что я скоблила песок так тихо, что не хрустнул ни один камешек. Что у него за уши такие?