но язык тоже был сухим и шершавым, словно жёсткая бумага, коей ювелиры наводят лоск на выставляемые на продажу украшения

— Я… — Элеанора закашлялась, слепо зашарила руками вокруг себя то ли в поисках опоры, то ли в попытке подняться, — должна… Мне… надо…

Вялая, покрытая липким, точно жабья слизь, потом рука неуверенно потянулась к тугому, словно ошейник на горле непокорного раба вороту платья. Изящные ногти, коими герцогиня так гордилась, заскоблили матово поблескивающую ткань в тщетной попытке разорвать ей, дать хоть каплю воздуху горящей от боли, стиснутой незримыми оковами груди.

В полумраке коридора мелькнул чей-то силуэт. Герцогиня Вандербилдт с натужным хрипом протянула обе руки, впервые за долгое, очень долгое время не приказывая, не требуя, а умоляя:

— По…мо…ги…

Силы окончательно оставили почтенную леди, она с приглушённым стуком упала на пол, точно была не живым человеком, а сломанной куклой. Последнее, что успела заметить герцогиня Вандербилдт перед тем, как погрузилась в чёрное и непроницаемое небытие, было острое длинное лезвие, бесшумно приближающееся к её груди.

Леди Элеанора очнулась от непередаваемой вони, смеси давно протухших яиц, сгнившей рыбы, нестиранных панталон и ещё чего-то столь же тошнотворного. Поскольку терпение давно уже не входило в список добродетелей достопочтенной герцогини, дама гневно сморщилась и попыталась взмахнуть рукой, чтобы удалить от себя источник мерзкого запаха. Руки достопочтенную леди не слушались, их вообще, казалось, не было.

«Как странно, — лениво удивилась Элеанора, чьи мысли были подобны вязнущим в густом варенье мухам, — я ведь совершенно уверена, что руки у меня были. Так где же они? Почему я их не чувствую?»

Ответ на этот вопрос помогли бы найти глаза, но они категорически отказывались открываться. Как так, с чего вдруг родное тело, может быть, с годами не так сильно любимое, как прежде, решило устроить бунт, а точнее, бойкот своей хозяйке?! Герцогиню Вандербилдт приводило в ярость любое, даже самое скрытое или мимолётное неповиновение, вот и сейчас она буквально вскипела от гнева. Злость придала почтенной леди сил, она разлепила слипшиеся ресницы и обвела всё вокруг мутным, ещё не до конца осмысленным взглядом.

«Так, я у себя в комнате, руки и ноги при мне, — леди Элеанора облегчённо вздохнула, увидев отчётливое очертание ног под элегантным, украшенным бесценной вышивкой покрывалом и руки, мирно лежащие вдоль тела. — Теперь попробую пошевелиться… Или, может, попытаться вспомнить, что со мной произошло?»

Герцогиня Вандербилдт нахмурилась, но память, до этого бывшая цепкой, словно охотничий капкан, категорически не желала делиться никакими сведениями, выдавая лишь какие-то смутные образы, несуразные пятна и глухие, словно из-под земли или толщу воды, звуки.

«Да что это, в конце концов, такое?! — окончательно рассвирепела леди Элеанора. — Я лежу тут, точно гнилая колода какая-то, а никому и дела нет?! Вот сейчас как встану, как пройдусь по замку, только пух и перья полетят от этих негодников!»

Почтенная леди резко дёрнулась, точнее, ей казалась, что она резко дёрнулась, на самом деле сил у старой владелицы замка едва хватило на то, чтобы слегка приподнять голову да чуть пошевелить пальцами правой руки. Левая рука по-прежнему неподвижно лежала вдоль тела, не реагируя вообще ни на что.

— Эй! — зло каркнула герцогиня Вандербилдт, не без труда выдавливая из своего горла сдавленный сип. — Эй, кто-нибудь, а ну, живо ко мне, а то мигом плетей отведаете!

Почтенная леди и сама слышала, какой тихий, трясущийся от напряжения и унизительной слабости шелест вылетает у неё из горла вместо привычной властной речи, а потому злилась всё сильнее. Чтобы она, герцогиня Вандербилдт поддалась какой-то жалкой старческой немочи?! Да не бывать этому! Элеанора рванулась сильнее, у неё даже получилось оторвать голову от подушки на добрые пол-ладони, но тут на плечо женщине легла прохладная, терпко пахнущая травами ладонь и чей-то смутно знакомый голос мягки и настойчиво произнёс:

— Лежите смирно, Вам вредно волноваться.

Герцогиня Вандербилдт строптиво фыркнула, не сразу, но смогла-таки сосредоточить, как и всё тело отказывающиеся повиноваться глаза на говорившей и недоверчиво прошелестела, яростно щурясь, чтобы преодолеть рой чёрных точек, опять заплясавших перед глазами:

— Леди Амалия?

Изящная брюнетка устало улыбнулась, методично перемешивая что-то в массивном золотом кубке, украшенном ярко сверкающими рубинами:

— К Вашим услугам, миледи.

Пользоваться услугами особы с весьма сомнительной репутацией герцогиня Вандербилдт считала для себя унизительным, скрывать своё отношение к вульгарной и распущенной девке тоже не собиралась, а потому ядовито процедила, ярясь ещё больше потому, что каждое слово давалось с заметным трудом:

— А для какой надобности мне Ваши, милочка, услуги? Я же не мужчина, телеса Ваши, изрядно потрёпанные временем и распутством, меня не привлекают.

Амалия сжала пальцы так, что даже серебряную ложечку, коей отвар целебный мешала, помяла немного. Вот ведь проклятая старуха, уже одной ногой в могиле, а всё продолжает корчить из себя небожительницу! А может, не помогать ей, оставить всё, как есть, а то и помочь демонам забрать изрядно зажившуюся гарпию? Тем более что и делать-то ничего особенного не надо, всего лишь накинуть старухе подушку на лицо, прижать слегка да подождать, пока дышать не перестанет. Сопротивляться она всё равно не может, после всех потрясений с ней удар приключился, тело слушаться перестало. Амалия так красочно представила, как избавляется от мерзкой старухи, что даже в ушах от напряжения зазвенело, а во рту пересохло, словно в проклятой пустыне, в коей любая влага моментально превращалась в песок. Может, взять грех на душу, всё равно ведь она никогда не сможет очиститься от прошлого, никогда и никому не сможет доказать, что действительно пыталась жить честно, быть любящей и верной супругой своему пусть и не идеальному, но искреннему и любящему её мужу? Воспоминание об Арчибальде, таком громогласном, порывистом, порой удивительно похожем на большого капризного ребёнка, а порой, наоборот, надёжного, точно заповедная крепость, развеяли ядовитый туман, окутавший Амалию. Леди вздрогнула, вздохнула прерывисто, словно от дурного сна пробуждаясь, и провела влажной слегка подрагивающей от пережитого рукой по лбу, смахивая крошечные бисеринки пота. Убить герцогиню Вандербилдт, мерзопакостную старуху, насквозь пропитанную ядом и желчью, конечно, просто, только как после этого смотреть в глаза её внучке, леди Эмили? А как к этому отнесётся её муж, лорд Дэвид, уж он-то закрывать глаза на спланированное преступление точно не будет, королевский же сыщик как-никак, они при поступлении на службу специальную клятву дают, защищать закон и всячески содействовать справедливости. И самое главное: как после свершённого душегубства жить с Арчибальдом, который, по до сих пор непонятным для его жены причинам, искренне привязан к своей дальней родственнице? Амалия