крепкого и душой, и телом. Леди не стала рассказывать о изувеченном страшным проклятием зале, в котором не осталось ни единого целого предмета и даже пол, стены и потолок пошли разломами и трещинами. Умолчала о том, что магическая мощь смела, стёрла в порошок все артефакты и амулеты замка, засушило или, наоборот, сгноило на корню все домашние цветы. Откровенно говоря, Амалия не верила, что лорд Дэвид, который оказался в самом эпицентре чёрной магии, мог выжить. Вид у него, когда перепуганная Эми и слуги выносили его из комнаты, был столь плачевный, что на его фоне десятидневный лежащий на горячей печи покойник казался полным жизни красавцем. И всё-таки Амалия упрямо верила, что сыщик каким-то чудесным образом выкарабкается, останется жить, ведь, согласитесь, это самое настоящее свинство: умирать, когда тебя так любят! Леди фон Вюнтебург не была излишне религиозной (она вообще недоверчиво относилась и к магам, и к богам), но сейчас ей страстно захотелось вымолить у небес чуда для такого проницательного, острого на язык и независимого королевского сыщика. Амалия на миг замедлила шаг, подняла глаза к потолку и зашептала молитву, вкладывая в полузабытые слова весь пыл души, всю нерастраченную детскую веру в справедливость и робкую надежду на то, что искренние мольбы не останутся без ответа.

В кои-то веки раз, мольбы Амалии не остались без ответа, лорд Дэвид хоть и выглядел по-прежнему не очень-то живым, но на мертвеца, давно и безнадёжно ушедшего в иной мир, уже не тянул. Наоборот, усиленно проявлял активность и даже пытался подняться с кровати, к вящему ужасу Эми, которая изо всех сил пыталась пробудить в супруге благоразумие и осмотрительность. Сей процесс, с точки зрения Амалии, был изначально обречён, поскольку ни благоразумия, ни осторожности у представителя славного рода Эверлич нет, не было, да и не планировало появляться.

— Эми, да что ты в самом деле, — Дейв сверкнул лучезарной улыбкой, которая на пепельно-сером лице смотрелась жутковато, точно оскал мертвеца. — Нормально всё, не переживай, оно того не стоит.

— Не стоит, значит?!

Эмили привыкла считать себя девушкой благовоспитанной и доброй, только вот сейчас ей отчаянно хотелось громко, срывая голос, ругаться самыми безобразными словами, которые и падших женщин бы в краску вогнали. А ещё хотелось пристукнуть своего ненаглядного супруга, чтобы он, наконец, прекратил свои жуткие игры со смертью и нервы окружающим не мотал.

— Значит, поводов для переживаний нет?!

Голос Эми сорвался на постыдный визг, глаза сверкнули, как у вышедшей на охоту, опьянённой жаждой крови хищницы. Дэвид присмотрелся к жене и на всякий случай подальше отодвинулся от неё, добавил в голос расслабляющих бархатистых ноток:

— Эми, родная, я понимаю, ты переволновалась…

— Я чуть не овдовела! — рявкнула Эмили так, что хрустальная люстра над головой отозвалась мелодичным перезвоном, а стёкла в окнах осуждающе звякнули.

— Чего ради ты остался в этом проклятом зале?! Жить надоело?!!

Дэвиду, пожалуй, впервые за годы службы, стало по-настоящему стыдно за то, что прежде казалось абсолютно нормальным и разумным. Судьба королевского сыщика — не неспешная прогулка по цветочной поляне, во время службы случается всякое, причём чаще всего загадочное, неприятное и опасное. И то, что ради поимки злодея нужно порой рискнуть всем, даже жизнью, — для сыщика вполне нормально, что поделать, служба такая. И лишь сейчас, глядя в измученные, полные боли и тревоги глаза Эми, Дэвид понял, что семейная жизнь не только превращает холостяцкое логово в семейное гнёздышко, но и меняет отношение к собственной жизни. Отныне твоя жизнь — это не только служба, разбавленная праздниками с родителями, редкими (фу, скучища!) посещениями балов и шумными встречами с приятелями, охочими до всевозможных проказ, это ещё и твоя жена, которая любит тебя, ждёт и очень боится потерять.

— Прости, — Дейв виновато улыбнулся, накрывая своей ладонью руку жены, — я не хотел тебя пугать.

Эмили наклонилась к мужу, мягко погладила его по щеке, а когда он с готовностью потянулся к ней, коварно протянула глиняную чашку с тёмно-коричневым зельем, источающим резкий травяной запах.

— Выпьешь, прощу.

Дэвид поморщился, лечиться ему нравилось ещё меньше, чем болеть, умоляюще посмотрел на безмолвную и невозмутимую, словно статуя Амалию, расположившуюся у окна. Увы, та не спешила на помощь детективу, наоборот, одобрительно улыбнулась Эмили и даже головой кивнула. Эх, вот она, женская солидарность и как всегда против мужчины! Ладно, на что не пойдёшь ради улыбки и поцелуя любимой!

— Коварная, — лорд Эверлич отпил из чаши, сглотнул с трудом, судорожно проталкивая мерзопакостную жидкость в протестующе сжавшийся желудок.

— Пользуешься тем, что я ни в чём не могу тебе отказать.

— Молодец, — Эмили ловко придержала чашу, не позволяя её отодвинуть, — ещё три, нет, лучше четыре глотка и я от тебя отстану.

Дейв озорно сверкнул тёмные глазами с серебристыми искрами магии на дне, расплылся в улыбке, противостоять коей не смогла бы даже сама герцогиня Элеанора Вандербилдт:

— За каждый глоток поцелуй, а лучше даже два.

Когда чаша была отставлена, а исцеляющие поцелуи стали всё более горячими и откровенными, Амалия звучно откашлялась, напоминая увлёкшимся супругам, что они, вообще-то, не одни. Эми смутилась и отпрянула, пряча раскрасневшееся личико, Дейв нахмурился, даже губу прикусил, с трудом удерживаясь от резких слов, так и рвущихся с языка. В конце-то концов, может у него быть право на личную жизнь или нет?!

— Прошу прощения, что отвлекаю, — Амалия вежливо улыбнулась, старательно подавляя так некстати пробудившуюся зависть и досаду, ведь её-то супруг по-прежнему обвинялся в убийстве, — но герцогиня Вандербилдт…

Эмили моментально вскинулась, словно опытный воин, привыкший доверять собственному чутью едва ли не сильнее, чем органам чувств:

— Что с бабушкой?!

Такой трепетно заботы о взбалмошной несносной старухе Амалия не понимала, но вникать в завихрения чужой души не стремилась (в своей бы разобраться), а потому лишь плечами пожала:

— Уже в сознании, но пока малоподвижна. Речь вернулась…

Леди поспешно замолчала, чтобы не ляпнуть: «к сожалению», всё-таки в разговоре с сыщиком не стоит забывать об осторожности. Вот так вот откроешь душу, а потом, сохраните боги, со старухой что-нибудь приключится, и ты станешь главной подозреваемой. Кстати, о старухе…

— Герцогиня Вандербилдт уверена, что её хотели убить.

Дэвид, коего гораздо больше увлекал непослушный завиток у виска супруги, чем участь почтенной хозяйки замка, рассеянно кивнул:

— Да, она нам жаловалась в первый же день, как мы приехали.

Амалия вскинула бровь, отмечая для себя новую информацию, которая, при определённых обстоятельствах может оказаться весьма полезной, и покачала головой:

— Нет, герцогиня уверяет, что некто напал на неё с ножом, когда леди Эмили оставила её