Чертов Орлов… Никак не оставит в покое… Ей не в чем себя упрекнуть. Увидев эти фото ушла бы любая. Это он виноват, он её предал… Их… И о своем сыне знать недостоин. В том, что там мальчик, девушка не сомневалась.

Марьяна положила обе руки на живот, прислушиваясь к ощущениям.

— Ничего, малыш, прорвёмся… — улыбнулась она, — Должен же быть какой-то выход…

***

Свадьбу они с Даником отыграли на "бис". Выпускники "Щуки" или "Гнесинки" не справились бы лучше. Счастливо улыбающиеся в объектив профессионального фотоаппарата лица, ни у кого не вызвали подозрений. Картинка получилась — загляденье. Особенно поцелуи под крики "горько".

Данил выпил немного больше своей нормы и настолько вошёл в образ, что даже попытался сделать брачную ночь настоящей. Но получил от ворот поворот и, обиженный, ушёл ночевать в гостевую спальню. И всё свадебное путешествие самозабвенно мстил. В номере провел лишь одну ночь из десяти положенных.

Вот только Марьяне было абсолютно всё равно. Пусть перетрахает хоть весь отель. К ней не пристаёт — и на том спасибо. Она загорала, купалась в море, гуляла по городу и искренне наслаждалась одиночеством. Отношения с мужем больше напоминали совместное проживание брата и сестры. И Марьяну это более чем устраивало.

По возвращении в Ростов девушка с головой окунулась в работу и с нетерпением ждала когда же начнется учёба. Несколько месяцев в Петербурге. Одна. Что может быть лучше?

Беременность проходила легко. Не было ни токсикоза, которым так любят пугать друг друга будущие мамочки, ни обещанных скачков давления. Малыш как будто понимал, что не стоит доставлять маме дополнительных хлопот, вел себя в животе замечательно и развивался четко по учебникам.

Единственное, что омрачало Марьянино размеренное существование — это сны. Яркие и реалистичные. Орлов появлялся в них почти каждый день.

То в каких-то джунглях, на фоне буйной растительности. То в странной деревне с глиняными домами, словно сошедшей с картинок детских книжек про Тарзана. Чаще всего просто молчал. Смотрел своими антрацитовыми глазами, полными укора так, что становилось не по себе. Иногда что-то спрашивал. Куда-то в воздух, не требуя ответа.

Она отвечала, но он не слышал. Безумно хотелось подойти и прикоснуться. Провести пальцами по заросшей щеке, дотронуться до обветренных губ. Только мешала какая-то невидимая преграда.

В очередной раз Денис привиделся сидящим на берегу какого-то водоема, окруженного по берегам буйной растительностью. Марьяна подошла и опустилась на камень рядом. Ден повернул голову и посмотрел долгим взглядом. В темных колодцах — тоска. Черная. Звериная. С таким выражением глаз волк воет на луну.

У Марьяны защемило сердце. Захотелось прижаться, обнять, забрать себе эту боль… Только вот внезапно проснувшееся шестое чувство подсказывало, что эта насквозь пронизывающая безнадега — отражение её собственной. Они смотрелись друг в друга, как в зеркало, многократно преумножая боль.

— Зачем ты каждую ночь мне снишься? — тихо заговорила она, — Уходи сам и отпусти меня… Сколько можно уже… Дай нам обоим жить дальше…

Денис медленно покачал головой, протянул руку и гулким голосом ответил: — Не могу… Если я отпущу тебя, меня не станет…

Марьяна вскочила с постели в холодном поту. Сердце колотилось о ребра, как отбойный молоток. Предчувствие какой-то страшной беды накатывало волнами. Девушка положила руки на заметно округлившийся семимесячный живот, прислушиваясь к шевелениям ребёнка. Это всегда успокаивало.

За окном на узкие Питерские улочки из свинцовых туч крупными хлопьями падал снег. На календаре стояло двадцать третье декабря две тысячи шестнадцатого года.

Едва приехав в Гвинею, Денис с головой окунулся в работу. Утром садился на прием, вечером уходил в стационар. Не давал себе ни минуты отдыха. Хватался за любые задания.

Вместе с другими медиками ездил в отдаленные поселения налаживать эпидрежим. Проводил просветительскую работу среди местных, читал лекции для африканских коллег.

Приходилось нелегко целый день в условиях экваториальной жары и влажности, постоянно одетым в комбинезон биологической защиты, очки и респиратор оказывать помощь тяжёлым больным. И всё бы ничего, но самое трудное состояло в том, что твои усилия в подавляющем большинстве случаев не приносили результата. Люди умирали, несмотря на привезенные из России дорогостоящие медикаменты и оборудование. Это угнетало. Где-то дома разрабатывались два вида вакцин, но до их внедрения было ещё далеко, поэтому приходилось действовать подручными средствами методом проб и ошибок.

Основным способом борьбы с эболой оставалась профилактика. Но и здесь не всё проходило гладко. Постоянно приходилось бороться с сильнейшими предрассудками. Местное население не было избаловано благами цивилизации и при любом недомогании привыкло обращаться не в медицинское учреждение, а к шаману. Тот пытался лечить, как умел, используя сомнительные методы, заражался сам, передавал инфекцию другим пришедшим к нему за помощью. И так до бесконечности. Да и обряды погребения усопших в этой местности изрядно прибавляли работы врачам. Погибал один, а на похоронах инфицировалась вся деревня.

Эпидемиологи разъясняли, просили, даже умоляли, но население всё равно соблюдало древние традиции и вспышку болезни погасить никак не удавалось.

С работы Денис обычно уходил последним. В свою комнату возвращался глубокой ночью, принимал душ, без сил падал на кровать и мгновенно вырубался. Жизнь в таком темпе напоминала бесконечный бешеный день сурка.

Зато это помогало не думать. Не крутить в голове мучительные воспоминания, не задавать самому себе кучу риторических вопросов.

Тяжелее всего приходилось в выходные. Ден часами потел в тренажёрном зале, чтобы выдохнуться и заснуть, пробовал гулять по окрестностям, читать, даже несколько раз напивался в стельку. Но мысли о предательстве любимой женщины в любом состоянии нападали, как пчелиный рой и не давали забыться.

Он прокручивал в голове события того рокового дня и всё время спрашивал себя "А мог ли я что-нибудь изменить? А что было бы если…" Сердце разрывалось на клочки от обиды и несправедливости. Злился на Марьяну с её отцом, не давшими ему шанса, на Ленку, которая явно, мстила и делала всё специально… На себя, что не предвидел, не заметил, не просчитал… Да, он допустил много ошибок, но такого отношения к себе, всё же, не заслужил.

Пару раз Денис не выдерживал и заходил на страничку Данила в популярной соцсети. Как заправский мазохист сыпал соль на не желающую заживать рану, медленно пролистывая ленту. Долго рассматривал кадры со свадьбы. Счастливые лица, руки с обручальными кольцами, утренний кофе в постель…

И всё время преследовала мысль. А как развивались бы события, если бы Марьяна вместе с её отцом узнали, о реальном материальном положении его семьи? Может, стоило рассказать? Тогда отношение к нему было бы совсем другим. И она, скорее всего, никуда не ушла бы так поспешно и без объяснений… Только разве это не похоже на трезвый, холодный расчет? У него уже была одна такая…