– Not bad, not bad, – усмехнулся полковник. – Where did you study to speak English, Major, if it’s not a secret?[15]

– My mother is a teacher in Moscow State University[16].

– Really?[17]

– Yes, Colonel[18], – кивнул Хваленский.

– And what about you, Captain?[19]– обратился Колотилов к Володе.

Тот пожал плечами:

– My English is not so well, but I ran say «Hey, you, follow me, or I will shoot!», if it willbe needed…[20]

– Oh! Nice! Very nice! We will provide a contact with Yankee pilot[21].

– Ok, thanks, – поблагодарил Хваленский. – Just say that he should follow me and do what I say[22].

– Будет, будет! Все, мне пора, прошу прощения… – Колотилов еще раз торопливо пожал летчикам руки и вышел из бунгало.

Когда шум мотора его «газика» стих вдали, Володя вопросительно посмотрел на майора. Тот усмехнулся, доставая початую бутылку из холодильника:

– Хочешь услышать, где я шлялся? Ну, тогда давай сначала на стол накроем, а то голоден просто зверски…

– Ты, я слышал, летал меня искать? – спросил Хваленский, когда с обедом было покончено.

– Да.

– Спасибо, Володь…

Маргелов лишь смущенно улыбнулся и пожал плечами.

Помолчав, майор стал неторопливо рассказывать:

– Извини, позвонить не мог – неоткуда было… В общем, я там, под Кхесанью, с полсотни вторыми сцепился, попали в меня малость… двигатель встал, я спланировал и сел в демилитаризованной зоне…

– С полсотни вторыми? – оторопел Володя. Так они называли стратегические восьмимоторные бомбардировщики «Б-52» «Стратофортресс». Но до сих пор летчики видели их только на фотографиях да учебных плакатах.

– Угу, они самые… – кивнул Хваленский. – Четыре машины, шли к базе с запада, чтобы отбомбиться по вьетнамским позициям. Я их заметил – и как тогда с «Фантомами» поступил, – поднырнул под них, развернулся с набором высоты, сел на хвост, и… В общем, у них там сзади пулеметы стоят, но стрелки не сразу докумекали, что это такое к ним приближается. А пока опомнились – я уже в замыкающего ракету всадил и из пушки его огулял…

– А вторую почему не выпустили?

– С пилона не сошла, – вздохнул майор. – Я ее потом сбросил, когда домой тянул – неисправна оказалась или еще что там, но не сошла, в общем, хотя захват цели был… Короче, смотрю – «Боинг» мой снижаться стал, двигатель горит, да еще шлейф гидрашки и керосина тянется… Думаю – все, отлетался, американец! Какое там… Люки открыл, бомбы высыпал – и стал за остальными подтягиваться. А у меня уже боеприпасы кончились, пришлось отваливать и к себе тянуть. Уже и движок мой барахлить начал – видно, шальная пуля достала…

– А те улетели?

– Угу, – кивнул Хваленский. – Но своего я все-таки добился. Тот янки отбомбился не по целям, а по пустым горам. Все одно не зря летал.

– Тоже верно…

– Жаль, вторая ракета не сошла. Я бы все-таки, наверное, завалил тот бомбер…

– Да что теперь жалеть… – пожал плечами капитан.

– Ты прав. – Хваленский помолчал. – Ну, в общем, дальше вот что было. При возвращении двигатель забарахлил. Топлива вроде еще много, а обороты падают. Я шасси и закрылки выпустил да с тобой связался, – тут он и вовсе встал. А прыгать не хочу – самолет-то жалко. Благо высота есть – планирую, ищу площадку…

– И что?

– Повезло. Вижу, просека какая-то. Времени оценивать ее длину нету. Других вариантов тоже нет – одни джунгли кругом. Прямо в воздухе выпускаю тормозной парашют, чтобы скорость погасить побыстрее, притираю самолет к этой просеке – и молюсь, чтобы пня не встретить… Разобьюсь – никто и костей не сыщет! Мне там первый раз страшно по-настоящему стало, Володь… Первый раз за всю войну…

– А до того вы что чувствовали? – полюбопытствовал капитан.

– А ничего… – Майор опрокинул стакан и закусил хлебом. – Когда Ашота увозили, у меня внутри какая-то… не знаю, как сказать… Пустота, что ли… Да, наверное, именно пустота появилась. И злоба. Не передать, какая злоба… Готов был всех и вся порвать. Ничего не соображал, пока не решил отомстить за него, страшно отомстить. Чтобы навек запомнили…

Он осекся, крепко сжав зубы и зажмурившись, потом тихим голосом закончил:

– Как решил – проще стало. «Вертушку» на Ханой отправили… я в джип – и к дежурному звену. Спорить со мной никто не стал, привыкли уже… Пустили в кабину. Ну а дальше ты и сам знаешь, что было…

– Но заправщик ведь не из-за налета загорелся, – медленно произнес Маргелов.

– А мне насрать, – равнодушно отозвался Хваленский, глядя на подчиненного, и во взгляде его царила пустота. – Не было бы тут американцев – не было бы войны, и нас бы сюда не отправили… Как ни крути, янки виноваты.

– Ну… отчасти вы правы, – согласился Володя.

– Я знаю.

Опять повисло молчание. Потом майор продолжил:

– Притер я самолет к земле, остановился. Повезло – ни пень колесом не словил, ни дерево крылом. Открываю фонарь – птички поют, ветерок в листве шумит, где-то невдалеке водопад шумит… Красота! – майор мечтательно зажмурился. – А я сижу и пытаюсь понять: где меня угораздило приземлиться? Северный Вьетнам или Южный? В общем, выбрался из самолета, пистолет достал – а тут и местные подоспели. Чуть не постреляли мы друг друга сначала. Они меня за американца приняли – лицо не местное, самолет камуфлированный… Кое-как объяснились. Я им эмблемы на самолете показал, потом пояснил, откуда прилетел – поверили…

– А дальше что было?

– Самолет ветками замаскировали да к ним в деревню пошли, – пожал плечами Хваленский. – Оказалось, я всего-то километров семьдесят и недотянул до базы. В деревню пришли – а там к свадьбе готовятся. Рис мастрячат, еще какие-то блюда, столы накрывают. Меня сразу к старейшине повели, на допрос…