– Проклятье! – выругался Сорвиголова. – Нам конец!

Схватив карабин за ствол, он нанес оглушительный удар прикладом первому же оказавшемуся поблизости кавалеристу-драгуну. Удар пришелся прямо по голове. Приклад разлетелся в щепки, а всадник замертво свалился на землю. Конь англичанина, с разбега налетев на измученную бурскую лошадку, опрокинул ее. Жана отбросило в сторону, но Фанфан, успевший проворно соскользнуть с крупа лошади, остался на ногах.

В тот же миг четверо других англичан соскочили с коней и набросились на Жана Грандье, заламывая ему руки за спину. Сорвиголова отбивался как мог, но в конце концов его связали, затем та же участь постигла и Фанфана.

Задыхаясь от ярости, Сорвиголова закричал прерывающимся голосом:

– Вы оказались сильнее, я в ваших руках… Но обращайтесь с нами, как подобает обращаться с пленными солдатами. Развяжите нас! Даю честное слово – мы не будем пытаться бежать!

Кавалерийский разъезд состоял из двух рядовых драгун, сержанта и капитана. Узнав по голосу командира Молокососов, офицер слегка вздрогнул, но быстро справился с собой. На лице его появилась ядовитая улыбка.

– Сорвиголова, так это вы? – насмешливо произнес он. – Видит Бог, я не искал вас, но, раз уж вы попались, ради собственного спокойствия придется мне вас уничтожить.

– Капитан Рассел?! – ошеломленно воскликнул Сорвиголова.

– Именно так! Перед вами командир второй роты седьмого драгунского полка, – саркастически усмехаясь, ответил англичанин. – Один из тех членов военно-полевого суда, которых вы взялись преследовать…

– И трое из которых благополучно отправились к праотцам, – сухо прервал его Сорвиголова.

– Это мне известно! Улан, единственный уцелевший из того отряда, который вы перебили близ Якобсдаля, передал ваши слова майору Колвиллу, а тот повторил их мне. Но теперь-то вам не выкрутиться! Прежде мы относились к вашим словам, как к мальчишеской похвальбе, то теперь убедились, что вы способны выполнить свои угрозы. Поэтому мы – я и мой друг Колвилл – дали друг другу слово: при первой же возможности вычеркнуть вас из списка живых. Но поскольку честь не позволяет мне проливать кровь безоружных людей, мы вас просто повесим.

– Повесите?! – зарычал Сорвиголова, напрягая все силы, чтобы разорвать ремень, которым были скручены его руки.

– Ну да – вздернем на этой самой акации с помощью обычной фуражирской веревки, – Рассел указал рукой на дерево, раскинувшее пышную крону над одним из домов на окраине Питерсбурга.

– Негодяи! Жалею только об одном – что не успел перебить всех вас до единого!..

– Продолжайте, продолжайте!.. – ухмыльнулся Рассел. – Приговоренному к смерти разрешается все.

– Приговоренному? Вы, должно быть, хотели сказать – жертве. Убийцы! Подлые трусы!

– Пора с этим кончать! – багровея, заорал капитан, взбешенный тем, что его солдаты мешкают, прислушиваясь к словам пленника. – Веревку! – приказал он одному из драгун.

Солдат, сняв прикрепленную к седлу веревку, протянул ее капитану.

– Сделать затяжную петлю!

Солдат медлил.

– Исполняйте приказ! – загремел Рассел, хватаясь за хлыст. – Теперь накиньте петлю на шею осужденного!

Трясущимися от стыда руками драгун выполнил позорный для любого солдата приказ. Офицер при этом не сводил с него холодного взгляда.

Привлеченные шумом, на улице появились обитатели Питерсбурга – женщины и дети. Приготовления к казни привели их в ужас. Раздались глухие рыдания.

Внезапно в отдалении на равнине показался всадник, скакавший во весь опор. Сердце Жана замерло в безумной надежде, но вскоре он разглядел, что на всаднике форма хаки, к тому же метрах в трехстах от них он свернул с дороги и скрылся за постройками. Развеялась последняя надежда. Жан Грандье окончательно убедился, что сейчас ему придется умереть позорной смертью.

Обезумевший от горя Фанфан унижался, умоляя командира англичан пощадить его друга, но вместо ответа офицер мастерским ударом хлыста рассек ему лицо. Невзирая на адскую боль и стыд, Фанфан не умолкал.

– Повесить заодно и этого! – рявкнул капитан.

Офицера обступила толпа женщин.

– Пощадите их, господин капитан! Это же совсем еще дети! Наши мужья обращаются с пленными по-человечески, будьте же и вы человеком…

– Молчать! – гаркнул затянутый в хаки офицер, тесня женщин конем и рассыпая направо и налево удары хлыстом.

Жан Грандье не проронил больше ни слова. Чтобы казаться невозмутимым, он собрал всю свою волю. Сейчас он умрет – а как улыбалась ему жизнь! Богатый, красивый, отважный, он смело смотрел в будущее, мечтая помочь всем обездоленным. Как дорого обошлась ему жертва, принесенная делу независимости маленького народа!

В последний раз он взглянул на солнце, на синеву неба, на широкие просторы велда. Вся его жизнь, такая короткая и в то же время такая богатая событиями, в секунду промелькнула перед Жаном.

– Прощай, Фанфан! – прошептал он.

Обязанности палача по приказанию капитана Рассела взялся исполнить сержант. Он встал на седло, перекинул конец веревки через крепкую ветку акации, росшую горизонтально, а затем спрыгнул на землю.

– Поднимай! – скомандовал офицер.

Сержант и один из рядовых драгунов уже приготовились налечь на веревку, как вдруг над стеной прямо напротив того места, где стояли Сорвиголова, Фанфан и англичане, показался ствол ружья. Почти одновременно прогремели два выстрела. Оба солдата, державшие веревку, рухнули на землю с раздробленными черепами.

Капитан Рассел, ошеломленный таким поворотом событий, выхватил револьвер, намереваясь всадить пулю Жану в лоб. Однако, прежде чем англичанин успел прицелиться, щелкнул еще один выстрел, и рука, сжимавшая револьвер, повисла. Капитан взвыл – кисть его руки была раздроблена.

На гребне стены появилась какая-то фигура и ловко спрыгнула на землю. Это оказался молодой человек в форме лейтенанта. Сжимая в руке винтовку, он метнул на капитана полный ненависти взгляд:

– Вовремя же я подоспел!

Сорвиголова и Фанфан, узнав в британском лейтенанте своего верного друга, которого считали погибшим, воскликнули в один голос:

– Поль! Поль Поттер!..

Последний улан, принявший было Поля за офицера, уже поднес пальцы к козырьку, чтобы отдать честь, но понял свою ошибку и схватился за оружие. Однако юный бур опередил солдата и уложил его на месте.

Из всего кавалерийского разъезда в живых остался только капитан Рассел. Он рычал и скрежетал зубами от бешенства и боли, но рана не позволяла ему ни защищаться, ни бежать.

– Поль! Это в самом деле ты? – не веря своим глазам, твердил Сорвиголова.