В любом случае, когда незадолго до семи мы в толпе других учеников и учениц устремились в направлении западного флигеля, мне казалось, что наша троица выглядит чудесно. Гораздо лучше, чем, например, Хелена, порхнувшая мимо нас в чем-то похожем на дырявый мешок, покрытый перьями (мода модой, но вот рванье выглядело ужасно).

Когда мы дошли до бального зала на втором этаже, там уже было достаточно людей. Здесь собрались как все без исключения ученицы и ученики нашей школы, так и учительский состав, остальной персонал интерната и больше сотни выпускников. Принарядившиеся, стояли они в свете бесчисленных свечей, возвращавших свет от покрытых зеркалами стен обратно в зал и придававших лицам теплое свечение. Переливающиеся кристаллики люстр окрашивали помещение во все цвета радуги.

Всякий раз меня восхищало бьющее через край великолепие зала – блеск паркета, высота огромных окон и роскошная мебель у стен. Весь год, кроме одного дня, бальный зал спит мертвым сном, и легко забыть, какой он на самом деле красивый, если не заходишь туда добрых двенадцать месяцев.

– Вау! – вырвалось и у Ханны, когда мы протискивались сквозь толпу людей к госпожам Беркенбек, взволнованно махавшим мне.

– Эмма, деточка! – закричала молодая госпожа Беркенбек и уставилась на меня. Я никогда не видела обеих поварих такими счастливыми. – Угадай, кто хочет навестить нас на следующей неделе? Сегодня пришло письмо, в котором милая Мари писала…

Старая Беркенбек помахала перед моим носом листком бумаги. Видимо, мать и дочь принесли с собой письмо, чтобы иметь на руках подтверждение своих слов, и планировали сегодня вечером зачитать его вслух как можно большему количеству людей.

– С ума сойти! – воскликнула я. – Я очень рада за вас, жду не дождусь, когда познакомлюсь с Мари. Но сейчас мне, к сожалению, пора. Хочу по-быстрому поздравить отца.

– Конечно, конечно, Эмма, деточка! А у вас двоих есть немножко времени, правда? Шарлотта? Ханна?

Девчонки покорно кивнули, а я с извиняющейся улыбкой стала прокладывать себе путь к центру зала, где вооруженный микрофоном отец как раз взбирался на маленькую площадку. Увидев меня, он спустился обратно, обнял и поцеловал:

– Ты выглядишь прекрасно.

– Спасибо, – улыбнулась я и попыталась незаметно поправить его галстук, который был завязан так, словно принадлежал жертве какой-нибудь катастрофы. – Ты тоже.

Поцеловав отца в щеку, я присоединилась к ожидающей толпе. Струнный оркестр у дальней стены зала заиграл короткую увертюру, заглушив бряканье, с которым официанты в соседнем помещении заканчивали оформлять стол с закусками.

Я пробежалась глазами по толпе и нашла Фредерика, который неподалеку от нас, наверное, как раз пытался сделать комплимент Хелене насчет ее платья (задача не из легких!). По крайней мере парень показывал на перья и дыры на туалете Хелены и говорил что-то, чем вырвал у принцесски Штайн смешок. Костюм сидел на Фредерике потрясающе.

Наконец оркестр затих, и отец начал приветственную речь:

– Дорогие ученицы и ученики, коллеги и гости, все еще связанные с нашей школой! Я ужасно рад, что могу поприветствовать вас сегодня вечером на нашей ежегодной торжественной встрече. В сто шестьдесят четвертый раз мы хотим почтить этот день и отметить роль великолепного образования, гарантированного нашим подопечным уже сто девяносто два года.

Тут публика зааплодировала, и папе пришлось ненадолго замолчать.

– Мы один из самых известных и лучших интернатов в мире, – продолжил он, – и особенно мне хочется подчеркнуть нашу фантастическую заботу о здоровье учениц и учеников. Именно сейчас, когда повсюду ходят грипп и простуда, учитывая гигиенические стандарты… – Я подняла брови, папа понял и откашлялся. – В любом случае, как я уже сказал, я горжусь вами и вашими многочисленными достижениями и сейчас объявляю осенний бал Штольценбурга этого года официально открытым.

Отец спустился на танцевальную площадку, где уже стояла госпожа Бредер-Штрауххаус, ожидая от него старомодного поклона.

– Вы позволите?

Оркестр заиграл первый вальс, и пара, как и каждый год, заскользила по паркету, безупречно выписывая танцевальные фигуры. Несколько минут спустя к танцующим присоединились остальные, и вот уже зал наполнился кружащимися друг вокруг друга парами. Я думала о том, чтобы дать Фредерику время потрепаться немного, а самой попросить госпожу Бредер-Штрауххаус позволить мне потанцевать с папой, как внезапно круг вальсирующих гостей сбился. София из седьмого класса в платье от «Версаче» (я знала это, потому что девчонка уже несколько недель трещала о своей покупке – волей-неволей услышишь) едва успела отпрыгнуть в сторону и сохранить шлейф. Ее чуть не снесла папина секретарша, госпожа Шнорр, которая прорывалась сквозь толпу, пока, совсем выбившись из сил, не оказалась на середине танцевальной площадки и не протянула папе телефон.

– Европейская комиссия! – задыхаясь, проговорила она срывающимся голосом. – Вас хотят наградить премией за многолетнюю работу на педагогическом поприще! Вас! За вашу работу здесь, в Штольценбурге!

Отец взял трубку.

– Моргенрот, – представился он.

Папа некоторое время слушал звонившего, и от услышанного у него на глазах мгновенно выступили слезы.

– Какая… честь, – произнес он тихо. – Вы… вы извините меня… на одну минутку… Да? Я мигом вернусь к аппарату, и мы обсудим детали.

Быстро делегировав свою партнершу по танцам доктору Майеру, отец бросился из зала, а я, недолго думая, решила больше не заставлять Фредерика ждать. Он, собственно, так и стоял рядом с Хеленой на краю танцевальной площадки и улыбался мне поверх голов гостей. Я улыбнулась парню и кивнула, ожидая, что он направится ко мне… Вместо этого Фредерик снова повернулся к Хелене и сказал что-то, отчего они оба захихикали.

– Хочешь потанцевать? – спросил кто-то в этот миг.

– Конечно, – незамедлительно ответила я.

Я все не могла оторвать взгляда от Фредерика и Хелены, которые устраивались поудобнее на диванчике…

– Милое платье, кстати, – улыбнулся Тоби через мгновенье и притянул меня к себе.

– Спасибо, – поблагодарила я. – А платье Шарлотты ты уже видел?

Вместо ответа Тоби закрутил меня в слишком сложных танцевальных па. Обычно я танцую совсем не плохо, но на такой скорости мне пришлось постараться, чтобы не запнуться о свои собственные ноги.

– Ох, это же просто вальс. Люди танцуют, а не соревнуются, какая пара быстрее пересечет зал, – уведомила я Тоби, ведь Софии в ее платье от «Версаче» снова пришлось отпрыгнуть в сторону.

– Знаю, – буркнул Тоби. – Но чего я не знаю, так это почему Дарси со вчерашнего дня самый невыносимый человек на свете.

– Ну, со вчерашнего дня тебе могло запасть в память… – начала я, но замолчала, потому что Тоби вдруг пихнул меня.

У него что, не все дома? Я же девушка, а не палка от метлы!