– Деревенские, что ли? – спросил наконец мужчина.

– Ага, деревенские, – сказал Фёдор чистую правду, по крайней мере, про себя.

– В Москву решили прокатиться?

– Ага, – кивнул Фёдор.

– И родители не знают, где вы?

– Нет, не знают, – с готовностью подтвердил Фёдор.

Янка топнула ему по ноге.

– Ой, нет, знают, знают, конечно, мы им записку оставили: если что ищите нас в Москве, вот в этом доме, который… Который… На улице…

– Ясно, – сказал мужчина, – можешь дальше не врать. Здесь вас искать никто не будет. Что кстати.

Он начал расстёгивать плащ. Янка сжалась и схватила руку Фёдора. Плащ расстёгивался как-то странно. Он расстёгивал его снаружи, от горла, как это обычно делают. А ещё плащ расстёгивался снизу, изнутри. Сам расстёгивался. Вот расстегнулась последняя пуговица, посередине. Под плащом обнаружилось толстое пузо. И три пары рук.

Янка с Фёдором как стояли, взявшись за руки, так и упали в обморок, как деревяшки.

* * *

– Ну, ну, давайте, вставайте, хватит валяться.

Голос доходил до Янки глухо, как через вату, но в глазах постепенно светлело. Мужчина стоял над ними, голый по пояс. Верхние руки он сложил на груди, остальные упёр в толстые бока. Янка села, потрясла Фёдора. Тот со стоном открыл глаза и потёр затылок – набил шишку, когда падал в обморок.

– Вставайте, вставайте.

Они поднялись. Не отрывая глаз от рук, которые этот – как же его называть-то? – скрывал на улице под плащом.

– Что, интересно?

Он развёл восемью руками. Янка и Фёдор аж подпрыгнули.

– Понимаю. Знаю, что производит впечатление.

Он сказал это с явной гордостью. Янка с Фёдором молчали. Вопрос, который им хотелось задать, был слишком очевидным.

– Ладно, можете не спрашивать, – махнул он тремя левыми руками. – Знаю, что хотите спросить. Будем знакомы. Хотя и недолго, – хихикнул он. – Я – человек-паук.

Секунду Янка держалась, потом не то что засмеялась, а заржала, как молодая лошадь на зелёном лугу. Человек-паук? Такой? Маленький, лысый, с короткими ручками и жирно блестящим пузом, покрытым редкими волосами? Фёдор, первый день в Москве, не был знаком со светлым образом человека-паука, известным детям по фильмам, мультикам, игрушкам и комиксам. Он решил, что Янка сошла с ума от страха, а потом решил, что это к лучшему, пусть лучше смеётся, чем плачет.

– Ну, знаете! – Человек-паук хмурился, кусал губы, и сжимал и разжимал пальцы восьми рук. – Ну, знаете! Это просто неприлично, в конце концов. Прекратите немедленно! Прекратите сейчас же, я вам говорю!

Янка не могла остановиться. Человек-паук сложил все руки, те, что влезли – на груди, остальные на животе, и отвернулся, как показалось Фёдору, со слезами на глазах.

– Эй, хватит, – подёргал Фёдор Янку, – видишь, он обижается.

– Обижается? – еле-еле успокоилась она. – Он нас съесть хочет, а я не должна его обижать? И не съесть даже! – теперь Янка орала. – Знаешь, что пауки делают? Они внутрь яд впрыскивают, а потом выпивают, когда внутри всё размягчится! Он тебя через трубочку для коктейля выпьет, вставит в попу и выпьет!

– Эй, эй, я бы попросил без таких фантазий! – повернулся к ним человек-паук. – Какая трубочка, какая попа? Не собираюсь я вас выпивать.

– А что ты собираешь сделать, насекомое несчастное! – кричала Янка.

– Ну…

* * *

Через полчаса они сидели в бывшей учительской. Человек-паук одновременно наливал всем чай, раскладывал в блюдца печенье и стряхивал со стола крошки.

– Ну и вот, так я приехал из Астрахани, на заработки, – рассказывал он после чаепития. – Я там в совхозе раньше работал, «Красная бахча». А потом он закрылся.

– А вы в этом своём совхозе что, детей ели?

Фёдор сидел, вцепившись в чашку обеими руками. В неё вместо чая легко можно было налить бензин, он бы и не заметил.

– Нет. – Человек-паук оставался грустным. – Мы арбузы выращивали, астраханские. А в Москве я на работу устроиться не смог. Ну и вот…

– Что – вот? – прошептала бледная Янка.

– Вот, – показал куда-то в сторону двумя правыми руками человек-паук. – А что делать?

Он загрустил ещё сильнее.

– Это же наше исконное, человеко-паучье. Ловить, вот, связывать, и… И…

Он никак не мог закончить предложение.

– И есть? – помогла ему Янка.

– Да…

Человек паук расстроился окончательно, и вытирал набежавшие слёзы верхними руками. Фёдор закрыл глаза. Янка напряглась.

– А сколько вы уже… Съели?

– А, – отмахнулся левой второй сверху и правой второй снизу руками человек-паук, – никого я не съел. Я и есть-то людей не умею.

– Ловить, значит, умеете, а кушать разучились? – не поверила Янка.

– Ловить что: сеть сплёл, между деревьями повесил… Мы так рыбу в Волге ловим, сетями. Ну и народные промыслы… Кружева… Макраме… Это мы не разучились. А вот есть… Придётся заново придумывать, как. Рецепты разрабатывать. Пока-то я просто запасался.

– Много запас?

Янку начало потряхивать.

– Ну, тут десять классных комнат, по сорок примерно детишек в каждой…

Человек-паук зашевелил губами, подсчитывая. Видимо, плести сети в деревне под Астраханью учили лучше, чем таблицу умножения. А Янка сидела, вцепившись в стул и дрожала. Она не ожидала такого продолжения разговора. Она думала, человек-паук скажет, что людей он есть не может, и кончится всё тем, что она уговорит его всех выпустить, а деньги зарабатывать плетением кружев. А он, значит, рецепты придумывает. Ничего себе!

– Ну, где-то четыреста человек, – наконец, сосчитал человек-паук. – И, знаете что, давайте-ка вы сами, а то устал я сегодня.

Он протягивал Янке и Фёдору по два мотка верёвки.

– Что – сами? – не понял Фёдор.

– Заматывайтесь. Мы же не чужие уже. Я вас чаем напоил, а вы мне помогите, замотайтесь сами.

Фёдор взял моток верёвки и смотрел на него так, как если бы это была граната, готовая взорваться.

– Как заматываться?

Он никак не мог поверить в то, что им предлагают присоединиться к детям, спящим в гамаках, да ещё самостоятельно соорудить себе кокон. Янка лихорадочно соображала.

– А мы, кстати, не познакомились. Чай попили, а не познакомились.

Она старалась выгадать время.

– Меня Янка зовут, его Фёдор. А вас?

– Человек-паук, – ответил человек-паук. – Я уже говорил.

– Ой, длинно как. А можно я буду звать вас Чепа? Ну, сокращённо от человек-паук.