Бардак с личным составом дополнялся бардаком во всех остальных областях.

«Направляемые в район боевых действий части не были обеспечены всеми необходимыми средствами вооружения, и в ряде случаев артиллерийские батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а некоторые бойцы прибыли в район боевых действий вовсе без винтовок и противогазов.

Располагая достаточным временем, средствами и силами, Подлас и Помощников не приняли всех необходимых мер к приведению в проезжее состояние основной дороги и не обеспечили организации нормального движения войск по дорогам. Соответствующее указание Воендору было дано лишь спустя шесть дней после того, как войска двинулись в район боевых действий. В результате этого на дорогах создавались огромные заторы, люди и материальная часть застревали в болоте, части выбивались из графика марша, что резко снижало боевую подвижность и маневренность частей армии.

Развертывание тыловых учреждений происходило беспланово и неорганизованно, а управление полевого снабжения приступило к работе только 10 августа, т. е. к концу операции. Несмотря на громадные запасы вещевого имущества, многие бойцы были посланы в бой в совершенно изношенной обуви и без шинелей. В ряде частей не оказалось ранцевых запасов консервов… Санитарные тылы не были также своевременно подготовлены, и сотни раненых эвакуировались в Посьет, где до 7 августа не было ни армейского госпиталя, ни достаточного количества врачей… Помощниковым не были приняты должные меры к своевременному обеспечению частей годными картами…»[67].

В итоге, имея абсолютное превосходство в силах — 23 тысячи человек, 285 танков и 250 самолетов против 7 тысяч японцев без танков и самолетов — наши потеряли вдвое больше: 960 человек убитыми и около 2750 ранеными против 500 убитых и 900 раненных у противника. Спорные же сопки Безымянную и Заозерную так до конца и не взяли, японцы ушли оттуда уже после прекращения огня.

Отделались, впрочем, горе-командующие на удивление легко. Шуликов и Помощников получили два и три года условно, Подлас — пять лет. Хрущев упомянул его в своем докладе в списке репрессированных военачальников — однако до реабилитации дело не дошло. Постеснялись, надо полагать: слишком много еще оставалось людей, помнивших эти события.

Впрочем, сидеть бывшему командующему не пришлось. Сразу же по вынесении приговора он был амнистирован, в августе 1940 года восстановлен в армии и назначен заместителем командующего Киевского Особого военного округа. Судя по тому, что уже во время войны Подлас был повышен в звании, скандал на него подействовал, воевал он достойно и погиб в мае 1942 года.

Потом был Халкин-Гол, «игрушечная» польская кампания, финская война. И каждая из них выявляла все новые недостатки в состоянии Красной армии. Итоги финской войны, где наши столкнулись с хотя и небольшой, но настоящей регулярной армией, были таковы, что Ворошилова не то сняли, не то он сам подал в отставку. Это надо было сделать раньше — все-таки лучше, если армию к войне готовит боевой генерал — однако за неимением серьезных войн не имелось настоящий боевых генералов. Теперь появился «победитель финнов» Тимошенко — ему и вручили наркомат для дальнейшей подготовки к войне. Надо полагать, что причина назначения начальником Генштаба генерала Жукова точно такая же: Жуков был никаким штабистом, но зато сильным администратором и являлся прекрасной кандидатурой для закручивания гаек.

Впрочем, снятие с должности ни в коей мере нельзя считать репрессиями по отношению к Ворошилову — тот стал заместителем председателя Совнаркома по военным делам. Именно Ворошилов, а не Жуков и не Тимошенко впоследствии вошел в Государственный комитет обороны. Прочие члены военной верхушки — и Тимошенко, и Мерецков, и Жуков — после начала войны пошли на понижение. По-видимому, они должны были выполнять специфические функции, в которых после начала войны надобность отпала. Какими могли быть эти функции, видно из «Акта о приеме наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К. Е. Ворошилова», подписанного 7 декабря 1940 года, — проверка армии длилась семь месяцев! По сравнению с приказами 1938–1939 годов виден изрядный прогресс — по крайней мере, что солдаты и командиры не умеют стрелять и окапываться, в акте не говорится. Но все же радости мало.

«Организация и структура центрального аппарата

…2. Основные уставы — полевой службы, внутренней службы, дисциплинарный и некоторые боевые уставы родов войск устарели и требуют коренной переработки. Отсутствуют наставление по вождению крупных войсковых соединений (армий), наставление по атаке и обороне укрепленных районов, наставление для действий войск в горах…

…5. Контроль за исполнением отданных приказов и решений правительства был организован недостаточно. Не было живого действенного руководства обучением войск. Поверка на местах как система не проводилась и заменялась получением бумажных отчетов».

Это все то же прелестное качество, которое отмечал еще у русской императорской армии протоиерей Георгий Шавельский (впрочем, оно будет наблюдаться у любой армии, которую постоянно не дрючат по данной части):

«Не могу скрыть одного недостатка нашей армии, который не мог не отзываться печально на ее действиях и успехах. В Русско-японскую войну этот недостаток обозвали “кое-какством”. Состоял он в том, что не только наш солдат, но и офицер — включая и высших начальников — не были приучены к абсолютной точности исполнения приказов и распоряжений, как и к абсолютной точности донесений…

В 1916 году однажды ген. М. В. Алексеев изливал передо мной свою скорбь:

— Ну, как тут воевать? Когда Гинденбург отдает приказание, он знает, что его приказание будет точно исполнено не только командиром, но и каждым унтером. Я же никогда не уверен, что даже командующие армиями исполнят мои приказания.

Что делается на фронте, — я никогда точно не знаю, ибо все успехи преувеличены, а неудачи либо уменьшены, либо совсем скрыты».

В общем, в полный рост два главный российских недостатка: «кое-как» и «как-нибудь». Но по мере чтения документа выясняется, что этим сорняком заросла вся РККА, от Генштаба до каждой роты.

«Оперативная подготовка

1. К моменту приема и сдачи Наркомата обороны оперативного плана войны не было, не разработаны и отсутствуют оперативные планы, как общий, так и частные.

Генштаб не имеет данных о состоянии прикрытия границ. Решения военных советов округов, армий и фронта по этому вопросу Генштабу неизвестны».

С этим, кстати, к началу войны более или менее справились. Так что не зря ставили на наркомат и Генштаб не «стратегов», а фронтовых генералов с пудовыми кулаками.

«2. Руководство оперативной подготовкой высшего начсостава и штабов выражалось лишь в планировании ее и даче директив. С 1938 г. народный комиссар обороны и Генеральный штаб занятий с высшим начсоставом и штабами не проводили. Контроль за оперативной подготовкой в округах почти отсутствовал. Наркомат обороны отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне.