Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помогала Павленкову вятская свободомыслящая молодежь — Н. М. Кувшинский, Н. А. Чарушин и другие. Они нелегально доставляли в столицу павленковские рукописи, оказывали услуги в ведении деловой переписки.
Одним из первых — и действительно дерзких! — начинаний Павленкова в период вятской ссылки было обращение к повторному изданию собрания сочинений Д. И. Писарева. Как только Флорентий Федорович получил вторую часть, завершившую первое издание, тут же рождается эта смелая идея.
Успех «Сочинений Д. И. Писарева» в публике был поистине беспрецедентный. К семье Писарева обращались с просьбами помочь приобрести один экземпляр, предлагая за это суммы, во много раз превышающие его номинальную стоимость. На продаже отдельных томов наживались букинисты, продавая их по 25 рублей. И Павленков через М. П. Надеина возбуждает в соответствующих ведомствах вопрос о разрешении выпуска второго издания сочинений Д. И. Писарева. Как это неудивительно, но возражений не последовало. Скорее всего, кем-то была допущена оплошность, ибо вскоре цензура начинает сводить на нет это разрешение. Когда 1 сентября 1872 года четвертая часть сочинений была представлена в Санкт-Петербургский цензурный комитет, цензор А. А. де Роберти в статье «Генрих Гейне» увидел, что в ней «автор оправдывает необходимость революций», а в статье «Мыслящий пролетариат» обнаружил «восторженный» отзыв о романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Этих оснований оказалось достаточно для того, чтобы уже на пятый день поступления книги в цензурный комитет на нее был наложен арест. А затем постановлением Комитета министров книга была запрещена. Аналогичное решение было принято и по седьмой части. Из десяти частей второго издания цензурный комитет посчитал возможным не препятствовать выпуску лишь половины, так что второе издание собрания сочинений Д. И. Писарева Флорентий Федорович смог выпустить лишь спустя двадцать лет, в 1894 году.
Уезжая в Вятку, Павленков, как уже говорилось, книжный магазин передал М. П. Надеину, который взял на себя обязательство производить денежные расчеты по неоконченным изданиям. Делами издательства занимался В. Д. Черкасов. И постепенно издательская деятельность Павленкова после вынужденного перерыва первых месяцев ссылки начинает восстанавливаться. Уже в 1872 году в Петербурге была отпечатана как издание В. Черкасова, под редакцией Э. Ватсона переведенная с немецкого языка книга В. Мюллера «Политическая история новейшего времени. 1816–1868». Павленков верен своим убеждениям: каждая честная книга должна способствовать росту политического сознания родного народа. Переводное издание не должно служить исключением. К сожалению, и эта книга, как и многие другие павленковские издания, подверглась тогда запрету. Правда, вторая часть ее была разрешена.
Среди представителей вятской публики Флорентий Федорович вскоре, как приехал в город, особо выделил Александра Александровича Красовского. Тот располагал типографией. Точнее сказать, типография принадлежала проживавшему в Петербурге его брату В. А. Красовскому, но эта фиктивная уловка потребовалась для того, чтобы обойти запрет министра внутренних дел, который в 1865 году на запрос вятского губернатора о разрешении открыть в Вятке типографию А. А. Красовскому свой отказ мотивировал причастностью последнего к антиправительственному заговору, раскрытому в Казани в 1863 году.
В конце 1868 года А. А. Красовский купил на имя брата типографию К. Блинова и развил активную издательскую деятельность. Отношения установились быстро. Единомыслие, близость целей, сходство судеб — все это привлекало друг к другу. Павленкову, выброшенному, как рыба на берег, в эту северную даль, лишенному возможности применить свой талант, свою энергию к любимому детищу, нужна была рука друга. И Красовский протягивает ее. Издавать Павленкову самому запрещено. Поэтому книгу он переведет, а Александр Александрович издаст. Лучше пусть это будут какие-либо научно-популярные работы, в которых так нуждается нарождающаяся русская интеллигенция.
И действительно, в типографии А. А. Красовского в 1873 году появляются три сочинения иностранных авторов. Все работы посвящены естественно-научным проблемам, но все их объединяет богатство философского содержания: «Единство физических сил. Опыт естественнонаучной философии» А. Секки; «Роль воображения в развитии естественных наук» Дж. Тиндаля и «Соотношение жизненных и физических сил» А. Баркера.
Как-то в руки Флорентия Федоровича попала добротно изданная книжица, по которой дети хозяйки, где он жил, обучались грамоте. Перелистав ее, заметил, что истосковался по любимому детищу — и рисунки рассмотрел с пристрастием, и бумагу… Не мог, конечно же, упустить из виду — и чему учат? И огорчился оттого, что приторно слащавой представала вся жизнь со страниц учебной книги. А ведь это первое, над чем, возможно, вообще задумается ребенок… И те, кто подталкивает его к такой безоблачной благодати, оказывают медвежью услугу юной душе, которой придется горько разочаровываться в своей детской наивной вере. А чем ранее западут в душу верные мысли и понятия, тем прочнее будет их воздействие. Как это ранее не задумывался над такой простой на первый взгляд вещью, как первая книга, которую берет в руки человек, потянувшийся к знанию. Разве не здесь родничок, откуда берется исток к широкой реке просветительства и просвещения? Значит, нужна особая книга грамоты. Может быть, азбука? Доступная самому забитому, самому темному… И призвана она нести истинное знание, а не то, что эти нарочито псевдонародные книги, которыми пичкают крестьянство «официальные» издатели.
У Селенкиных же произошло знакомство и со священником Николаем Николаевичем Блиновым. Сан служителя церкви тот успешно сочетал с деятельностью на ниве народного просвещения. Уже после первой встречи между ними установились по-настоящему дружеские отношения, а между Вяткой и Нолинском, где в церкви служил священником Блинов, наладилась регулярная переписка.
Уже через несколько дней после их первой встречи Флорентий Федорович держал в руках две книги Н. Н. Блинова — «Азбуку для вотских (удмуртских) детей» («Лыдзон») и «Грамоту» для русских школ. Обе были изданы здесь же, в Вятке. Первая в 1867 году, а вторая — спустя год после нее.
Этой книгой Вятское губернское земство открывало свою издательскую деятельность.
Не все в блиновских книгах устраивало Павленкова. Но главное — это ведь для народа, это ему адресует свои знания ищущий, может быть и ошибающийся, но работающий человек.
Сколько совместных чаепитий будет впереди у этих созвучных сердец! Каким бальзамом, лечащим израненные души, станут они друг для друга! Ибо выяснится уже при первом общении: у них близкий подход ко многим проблемам, оба они цель своего существования на бренной земле усматривали в том, чтобы работать ради просвещения своих соотечественников. Неизвестно, когда точно, но не исключено, что уже после первого чаепития Флорентий Федорович, человек деловой, как сказали бы в наши дни, твердо укрепился во мнении: идеи Николая Николаевича должна знать вся Россия, их нельзя запирать тесными рамками Вятской губернии. И вот уже в Петербург попадает письмо-просьба Павленкова к одному из своих друзей: надо издать книгу Н. Н. Блинова. Восторженный отзыв о вятском педагоге-просветителе. Сомнений в том, сможет ли написать, нет никаких. Две книги выпущены в Вятке, искренняя увлеченность идеями подлинно народной педагогики убедительно подтверждает это. Николай Николаевич уже заряжен на работу.