– Я тебе уже говорил – триста сорок седьмой, – так же устало и отрешенно ответил Лоббитс.

– Аааа… Точно… я и забыл. А сколько еще на сегодня осталось?

– Этот последний… ух, давай быстрее, я уже засыпаю и с ног валюсь.

– Я все, он готов. Зашивайте и оживляйте… вернее… – договаривать Джон не стал, хотя другого стечения событий он уже и не ожидал.

Лоббитс быстро наложил швы, ввел раствор и всадил разряд дефибриллятора в сердце пациенту. Пульс не появился. После первого последовал второй разряд… сердце снова не начало биться. После третьего разряда раздался тихий, едва слышный писк прибора, имитирующий сердцебиение… потом очень большая пауза и снова писк, правда, еще тише предыдущего.

– Ну все, у этого даже сердце не бьется, – с нетерпением озвучил свои мысли Джон. – Давайте заканчивать, я извлекаю викторий…

С этими словами он поднес руку к зашитой ране, но Лоббитс тут же резко схватил и отдернул ее.

– Подожди, давай посмотрим, – сказал он. – Сердце очень слабо, но работает. А аллергической реакции все еще нет. Смотри…

И вправду, интервалы между сердцебиениями начали сокращаться, писк прибора становился громче. Джон отошел назад на один шаг, осознав, что чуть не убил еще живого пациента.

– Сердце бьется стабильно, – констатировал профессор. – Аллергической реакции все еще нет.

И тут пациент открыл глаза.

Он был очень слаб и лишь слегка приоткрыл веки, почти сразу их закрыв, но он пришел в себя и при этом продолжал жить.

Джон ошарашено стоял и лишь переводил взгляд с профессора на пациента, а потом обратно, не решаясь даже высказать вслух свои надежды.

– Давай капельницы и фильтры, срочно, – вывел его из забытья Лоббитс. – Надо снимать интоксикацию, быстро, а то его потеряем.

Джон кинулся исполнять указания… а потом следующие… и следующие. Всю ночь они с профессором боролись за жизнь пациента, которого, судя по документам, звали Мустафа. И к утру следующего дня он все еще был жив. А вот те, кто за ним ухаживал уже умирали от усталости.

Сделав все, что могли, они разместили Мустафу в операционной, чтоб он всегда оставался под присмотром и отправились спать. А проспав всего два часа снова запустили свой конвейер.

Весь день они провозились с очередной партией пациентов, одновременно наблюдая за, изредка приходящим в себя, Мустафой. Последним на сегодня оказался очень крупный, высокий и атлетически сложенный мужчина с лысиной на голове. Но и его постигла общая участь – ненадолго придя в себя и открыв глаза, он впал в припадок и спустя несколько секунд умер.

– Профессор, – грустно спросил Джон. – А вы когда-нибудь думали кто эти люди? Чем они занимались? Как и когда получили ранения?

– Нет, сынок. Я изучаю только их раны и как с ними справиться. А знание о том, чем они занимались, мне абсолютно никак не поможет в моем деле. Я вижу у этого мужчины множественные ранения осколками, а как он их получил: может попал под огонь своих, может падение корабля или несчастный случай на складе – мне без разницы… А его имя значит для меня еще меньше…

– Его звали Костя, – вдруг раздался тихий голос с акцентом из глубины операционной. – Вернее, майор Костров, – Мустафа лежал, повернув голову в сторону операционного стола и смотрел на умершего товарища. – Он вынес меня и еще двух парней из зоны обстрела. А в последнюю ходку и его самого накрыло. Хорошо, что рядом с укрытием – ребята быстро вытащили и спасли его. Хотя… похоже, что не совсем спасли… – последние слова были наполнены глубокой грустью и печалью.

Джон так и остался стоять, ошарашено смотря на пришедшего в себя первого выжившего.

– Мы попытались его спасти, – не растерявшись ответил Лоббитс. – Но не вышло.

Мустафа покивал головой, давая понять, что никого не обвиняет.

– Последнее, что я помню – это как меня грузили в штуковину такую, чтоб я уснул. Сказали позже разбудят и вылечат. Но вас я не помню, там были другие врачи.

– А мы и не врачи, – тут же выпалил профессор и сразу схлопотал от Джона по плечу.

– Профессор, – возмутился Джон. – Дайте ему отдохнуть. Пусть сначала в себя придет.

– А я что, не даю??? – возмутился Лоббитс. – Пусть отдыхает сколько хочет.

– А где внучка моя не знаете? Один я у нее остался. Времени то, наверное, много прошло, соскучилась пади по мне, я тут, сколько?… пару месяцев провалялся?

– Двадцать лет, – снова выпалил профессор и тут же схлопотал по второму плечу.

– Прекратите! – Джон строго уставился на возмущенного Лоббитса. – Никакие не двадцать…

– Ну пятнадцать! – настаивал на своем Лоббитс. – Плюс минус пару лет.

– Мустафа, – мягко обратился Джон к выпучившему глаза мужчине. – Ваш транспорт долго кидало по космосу, и мы нашли вас совсем недавно, но все будет нормально.

– А можно мне поговорить с кем-нибудь… – неуверенно протянул Мустафа, глядя на Джона, – … постарше… и поадекватнее, – тут же добавил он, посмотрев на Лоббитса.

– Тогда сам с собой поговори, – тут же возмутился профессор. – Больше здесь никого нет.

Джон обреченно выдохнул, понимая, что не сможет остановить своего неугомонного наставника.

– Поговорить больше, действительно, не с кем. Мы тут одни. И нам очень нужно отдохнуть. И вы поспите…

Джон попрощался с новым членом команды и, быстро закончив свои дела, отправился спать.

На следующий день было все, как обычно. Снова череда неудач и мертвых людей. Мустафа немного окреп и стал потихоньку вертеться в кровати и приподниматься на локтях, наблюдая за их работой. Он оказался очень разговорчивым, чем нещадно досаждал Лоббитсу.

– Так, тебе нечем заняться, – как-то не выдержал профессор. – На вот тебе, согни, – протянул он Мустафе тонкий стержень виктория.

Джон с опаской посмотрел на Мустафу, вспомнил свою первую реакцию на викторий, но увидев, как тот спокойно взял в руки стержень и начал пытаться его согнуть успокоился.

– Это же викторий, – сказал он Мустафе через несколько часов, которые тот безуспешно пытался согнуть стержень, используя, в том числе, подручные средства. – Его очень сложно изменить воздействуя снаружи. Попробуй изнутри.

Мустафа, услышав такой совет, уставился на Джона, как на душевно больного.

– Чего вылупился, – тут же выругался на него Лоббитс. – Слушай парня, он в этом деле толк знает. Твоя печень на четверть состоит из виктория, так что поменьше шуми и гни стержень.

– Как? – вопрошал Мустафа. – Силой ума что ли???!!!

– Нет! Силой ума у тебя точно не получится, т. к. он у тебя напрочь отсутствует.

– Просто пойми, – спокойно пояснил Джон. – Что викторий – это часть тебя, и ты можешь им управлять точно также, как рукой, ногой, пальцем…