– Не только. Это было головокружительное проникновение в механизмы жизни. Обновление клеток, продление срока человеческого существования, бессмертие.

Мелькающий свет экранов освещал круглые лица Гога и Магога.

– Если бы нам дали время привести в порядок, осмыслить эти знания, мощь человека не знала бы границ. Но этот последний этап требовал глубокой метаморфозы, радикальной перемены человечества, оно же предпочло уцепиться изо всех сил за старые идеи, а не исследовать новые материки. Реакция затронула не только Европу. США тоже погрязли в прежних религиозных причудах. Библия опять стала настольной книгой, Бытие дает единственную модель происхождения земли, интернет запрещен, хакеры рискуют тридцатью годами каторги, ученые обязаны клясться на Священном Писании, а строптивцы лишены права преподавать.

– Такой же откат к обскурантизму произошел на всем земном шаре, – подхватил Гог. – Не только в исламских странах, но и в великих державах Востока – Индии, Китае, Японии. Наверно, возникало стадное чувство. Все эти страны попытались уничтожить фантастическую базу данных МИС, как будто все старые силы восстали против нового мирового сознания.

– Благодаря МИС стало уходить в прошлое понятие границ, которое покоилось на архаических представлениях о Святой Земле, – добавил Магог. – Правители использовали религию, чтобы освятить свои права на завоеванные земли, а заодно объявить себя бессмертными. Мы же всего лишь хотели все дальше и дальше проникать в тайну человеческой жизни.

Оба брата теперь забывали говорить тихо, и на экранах при каждой модуляции их голосов менялись цвет и яркость. Пибу казалось, что он стоит в кольце окошек, в которых с бешеной скоростью чередуются какие-то безумные миры.

– Тайна не может быть раскрыта, – прошептала Стеф. – Такова ее природа.

– Возможно, – согласился Гог. – Физики начала века говорили, что чем ближе ты к реальности, тем загадочнее она становится. Старые мечты о полностью механической, сборно-разборной вселенной давно улетучились. Но границы познания всегда можно расширить, и все дальше простирать свое любопытство, свои наблюдения, свой поиск.

– Но можно также научиться жить вместе с тайной. Внутри тайны.

Братья вглядывались в экраны до тех пор, пока они не перестали беспорядочно мелькать. Принтеры, замершие было на какое-то время, вновь выплюнули новые листки, испещренные какими-то графиками и картинками.

– Мы пошли по другому пути, – продолжал Магог, уже тихо. – Пытливый ум и покорность – несовместимы, по крайней мере в нашем понимании. И мы, подобно Еве, предпочли вкусить запретный плод. Ведь нас все равно уже изгнали из Эдема.

– Эдем по-прежнему существует. Надо только пошире раскрыть глаза, чтобы его увидеть.

Пиб хотел было ей возразить, что у нее-то самой глаза вроде на месте и должна же она видеть, что Эдем, этот утраченный рай, в котором резвились первые люди, превратился в ужасающую пустошь, что разрушения, безобразия, разруха, болезни и смерть полновластно царили среди нынешних потомков прародителей. Нечего сказать, хорош Эдем, в котором нельзя проехать и сорока километров, чтобы тебя не укокошили, в котором в любую минуту тебе на голову может свалиться бомба, в котором солдаты в черных формах арестовывают, пытают и убивают во имя доброго и светлого Бога, в котором доносы, насилие и ненависть становятся добродетелью, а небеса каждый день источают горькие кровавые слезы.

– Никто не выгонял нас из райского сада, – продолжала Стеф. – Он – по другую сторону нашей злобы.

– Да, от любви рождается желание, а от желания – ненависть, или что-то в этом роде, – пробормотал Магог. – Большинство священных текстов выложено в сети, но я еще раз повторяю – мы с братом пошли по другому пути. И даже если он никуда не приведет – неважно.

Внимание Пиба привлек один из экранов. На нем видны были солдаты, которые прятались в глубоких окопах, защищенных мешками с песком или земляной насыпью. Под толстым слоем грязи цвет их формы нельзя было разобрать. Иногда появлялся общий план, и тогда окопы проглатывали людей, а сами становились тоненькой трещиной на охристом фоне. Зато выныривали зеленые пятна лесов и полей, среди которых петляла река, а затем возникала серо-голубая поверхность какого-нибудь озера или моря.

– Восточный фронт, – сообщил Гог. – Это изображение передается последними из еще работающих спутников – американскими, китайскими и индийскими спутниками наблюдения. Большинство остальных или были уничтожены ракетами сверхдальнего действия или, отработав срок, сошли с орбиты. Когда мы здесь только поселились, мы получали видеоинформацию со всех концов света. Но зрение вселенной постепенно ухудшалось. Теперь мы обмениваемся архивами с нашими корреспондентами, стараемся создать по возможности самую обширную базу данных, что-то вроде единой памяти в масштабах всего человечества. Мы полагаем, что она окажется очень полезной, когда наконец закончится безумная эпоха архангела Михаила и других правителей…

– Стеф говорит, что память – это ловушка, – прервал его Пиб.

– Любые знания основываются на накопленном материале, а значит – на памяти. Если бы мы не собирали базу данных, мы не смогли бы выходить в интернет. Вообразите себе, что как раз перед отплытием Христофора Колумба океан вдруг взял бы да и высох. Америка никогда не была бы открыта. Ловушка скорее в том, чтобы использовать историю, этноцентризм, коллективную память в целях утверждения превосходства одной нации и завоевания остальных народов.

Они провели добрых полночи в подвале дома. В отличие от Пиба, жутко уставшего от долгого перехода по путям, братья совершенно не казались усталыми, в окружении экранов они излучали неожиданно мощную энергию, невероятную жизненную силу, сверяли и классифицировали информацию, которую без остановки выплевывали принтеры, поддерживали одновременный контакт с несколькими корреспондентами. Они удалили веб-камеры и прочие системы видеосвязи, поскольку, как они объяснили, в последнее время пользователи МИС больше не испытывали нездорового желания демонстрировать всему миру свои рожи и задницы. Они отказались от своих изображений, состоящих из многочисленных фрагментов, от этого калейдоскопа эгоцентризма, отмеряющего частицу признания и славы каждому человеку. Они существовали только благодаря общению, обмену идеями, взаимодействию с корреспондентами, они были отныне лишь отправителями и получателями писем, и их не могли сбить с толку чья-то внешность или чье-то суждение. Когда Стеф спросила их, как они зарабатывают себе на жизнь и на что покупают по бешеной цене продукты у железнодорожной компании, они ответили, что продают кое-какие сведения разным подпольным организациям и что каждый месяц они передают в поезде агенту DVD, a взамен получают конверт, набитый евро. Они понятия не имели, кому нужна была купленная у них информация, – террористическим группировкам, тайным службам исламистов или европейским движениям оппозиционеров, борющихся с архангелом Михаилом. Они лишь старались выполнить заказы, которые читали на листке, вложенном в конверт вместе с пачкой купюр. Правда, задания становилось исполнить все труднее и труднее из-за исчезновения и уничтожения спутников. Сложно получить подробный план городов по обе стороны демаркационной линии; сложно получить панораму войск, сосредоточенных по обе стороны Балуар – линии фронта, идущей от Балтийского до Черного моря; сложно добывать четкие фотографии лагерей строгого режима на территории Румынии, Чехии и Словакии. Глаза интернета стали близорукими. А скоро Европа и весь мир вообще просто ослепнут.