Спасение виделось в том, что этот южный ветер никогда не дул больше недели в году, иногда даже укладываясь в четыре или пять дней. В остальное время местный климат был просто хорош и приятен. При высокой температуре воздух оставался горным и свежим, которым хотелось дышать и дышать. А потерпеть неделю было не сложно. К тому же многие сотрудники лаборатории старались именно на эти дни взять отпуск. Но Боб Лосовски свой годичный отпуск отгулял еще в начале лета, когда вернулся после тяжелых испытаний в рыжей пустыне Калахари на границе Замбии и ЮАР, изможденный и почти больной. Тогда, в этой проклятой пустыне, особенно явственно чувствовалось, что такое зима в Южном полушарии. Дня не проходило без проливных дождей. Каждая низинка превращалась в водяной поток, и вся группа испытателей не успевала просохнуть после прошедшего ливня, как попадала под ливень следующий. И не было возможности просушиться и отдохнуть в цивилизованных условиях хотя бы в течение одной ночи. Местное чернокожее население было агрессивно настроено против всех белых, и оборудование, которое группа испытывала, как раз для того и было предназначено, чтобы определять биологически активные объекты задолго до того, как они появятся в зоне визуального наблюдения, и избегать встречи с ними, будь то местные жители или крупные местные хищники. Львов в тех местах водилось немереное количество. Система работала через спутник, и спутник постоянно сопровождал группу своим недремлющим оком видеокамеры.

Едва вернувшись из той поездки, капитан Лосовски узнал, что вскоре ему предстоит ехать в Афганистан. Ему самому, да и всей группе, требовался отдых. И потому отпуск был предоставлен всем одновременно. Причем у самого капитана он был более коротким, чем у подчиненных, поскольку ему предстояло еще позаботиться о следующей командировке.

Так и получилось, что в период пыльных ветров Лосовски остался в стенах лаборатории. Кстати, это случилось впервые за все время его работы в DARPA. Как-то так получалось, что он в этот период всегда находился в деловых поездках. А в этот раз пришлось убедиться, что в рассказах сотрудников, которые с этими пыльными днями хорошо знакомы, не слишком много неправды. И душ казался спасением.

Вернувшись и переодевшись, капитан сунул трубку в карман, глянул на настенные часы и заторопился на испытательный полигон, где должен был вместе с членами своей группы проверить некоторые исправления, сделанные после их отзывов об уже испытанном экзокостюме.

Таким образом, Лосовски не сразу заметил, что к нему на трубку поступил входящий вызов…

* * *

Только через полтора часа, совершив в «загруженных» костюмах «пробежку» по полигону, взобравшись на скалы и спустившись с них, отстреляв на стрельбище переносимый запас мин, а потом разоблачившись, капитан, обменявшись мнениями с коллегами, пожелал позвонить, как и договаривались, профессору O’Харе, чтобы высказать претензии по слабой работе над недостатками. Обычное рутинное дело. Людей проще заставить что-то невообразимое сделать, чем уговорить переделать или даже просто довести до необходимой кондиции сделанное ранее. Они когда-то этой работой горели, но уже остыли и с неудовольствием воспринимали любую претензию. Так случалось обычно. Сколько ни испытывал капитан Лосовски приборов, оружия и оборудования, всегда доведение до степени готовности шло со скрипом.

Вытащив трубку, капитан увидел сообщение о пропущенном входящем звонке. Кто звонил, было понятно по коду страны. Символы «+7» показывали, откуда поступил звонок, а остальные цифры Лосовски помнил хорошо. Но сразу связываться с Айтмырзаевым Лосовски тоже не поторопился. Вообще-то Айтмырзаев звонил ему впервые, и если звонил, значит, были тому особые причины. Может быть, даже важные. Но они более важны, конечно, для самого кавказского бандита, а не для капитана DARPA. И потому капитан сначала позвонил профессору O’Харе и высказал претензии по поводу работы инженеров лаборатории. По сути дела, недостатки, как посчитал Лосовски, были только слегка подретушированы, но не устранены. Свой отчет капитан помнил по пунктам, и так, по пунктам, и говорил с профессором, разбирая, что сделано, и настаивая на том, что это полуделание можно отнести к абсолютному неделанию. Профессор не возражал и своих сотрудников не выгораживал. Только записывал, кажется, каждый пункт сказанного. Это можно было понять по тому, что профессор просил отдельные места повторить. Обычно так делают, когда пишут от руки. Если бы профессор сидел за компьютером, он бы просто включил микрофон и записал возражения на компьютер, как делал часто. Но, видимо, в настоящий момент компьютера под рукой у профессора не было. Его персонального, то есть компьютера, на котором он все данные и держит. И потому разговор слегка затянулся. И только завершив беседу с O’Харой, капитан Лосовски позвонил Айтмырзаеву. Но теперь уже не отвечал кавказский бандит. Но попытка пообщаться с Айтмырзаевым вдруг заработала на каком-то высшем уровне, согласуясь с принципом Гермеса Трисмегиста[23]о том, что «подобное притягивается подобным»[24], потянула за собой ниточку, и раздался новый звонок. На сей раз определитель показал номер Льюиса Канта, старшего агента ЦРУ, поставляющего капитану сведения из России. На такой звонок грех было не ответить.

— Слушаю тебя, Льюис.

— Боб, ты сейчас свободен?

— Относительно. Как и все в нашем мире…

— Не забивай себе голову заумными теориями нобелевских лауреатов. Я слышал, у тебя в машине горючки мало. Это легко поправить. Просто приезжай на заправку. Я буду сидеть в забегаловке. Как обычно, в углу.

Собеседник разговаривал вальяжно и в то же самое время по-деловому.

— Понял, еду… Новости?

— Новости. Поторопись. У меня время лимитировано.

— Тороплюсь…

* * *

Роберт Лосовски был уверен, что ни одна машина на свете не цепляется за дорогу колесами так прочно, как его тяжелый «Шевроле Сильверадо», да еще имеющий резину с почти тракторным протектором. Уже одни сдвоенные задние колеса «Сильверадо» красноречиво говорили о чрезвычайной устойчивости. Конечно, у большегрузных автомобилей и собственный вес несравним с пикапом, и не одна пара колес сдвоена, но у большегрузных машин обязательно бывает высокий центр тяжести. Особенно когда их перегрузят так, что рессоры в обратную сторону выгибаются. Казалось бы, больше груза — сильнее к дороге прижимает. Но, оказывается, груз этот расположен высоко и потому подвержен действию центробежных сил, что опасно при совершении поворотов. Потому грузовики, несмотря на мощнейшие двигатели, не могут себе позволить входить в поворот на такой скорости, на какой «Сильверадо» заходит, и не срывается в занос, и не переворачивается, хотя электронной системы стабилизации не имеет. Просто природа такая у машины. Есть же люди, которых ни один кулак с ног не собьет. Лосовски встречал таких. И эту машину с дороги выбросить проблематично. Разве что танковым тараном.