Едва усевшись, эти двое приникли друг к другу и обжимались всю дорогу от Сент-Джонс-вуда до Свисс-Коттедж и от Финчли-роуд до самого Западного Хэмстеда. Так, в обнимку, они и пришли в «Школу». Что же до Джарвиса, то плотские желания посещали его редко. В принципе, он мог обходиться без женщины не то что месяцами, а годами. Он смотрел на них доброжелательно и примерно с таким же интересом, который вызывали у него фотографии метро. Снимки бразильской подземки возбуждали его куда больше.

Он предложил тете и ее знакомому чаю, но они ничего ему не ответили, полностью поглощенные друг другом. Тогда хозяин дома зажег свет в своей комнате, но почти сразу же снова его выключил. При свете луны он налил воду в чайник и стал смотреть сквозь приоткрытую дверь на танцующую тень люстры в вестибюле. Потом тень застыла – наверное, кто-то закрыл окно.

Прошел последний поезд в сторону «Финчли-роуд», потом еще один – на Килбурн, и все стихло. Джарвис размышлял о том, что, если ему улыбнется удача, вскоре он будет уже в Ленинграде, где туннели метро, выкопанные в болотистой почве, столь же глубоки, как и те, что под Хэмпстедским Лугом.

Во время Второй мировой войны Лондонское метро превратили в бомбоубежище.

7 сентября 1940 года начались масштабные воздушные налеты. Лондонцы покупали самые дешевые билеты и сидели в подземке до тех пор, пока сирены не объявляли об окончании воздушной тревоги. В октябре этого года на станциях метрополитена от бомбежек пряталось в общей сложности сто тридцать восемь тысяч человек. Тогда было принято официальное решение использовать в качестве бомбоубежищ все семьдесят девять станций метро.

Станция «Арквей» тогда называлась «Хайгейт». Новая глубокая станция, построенная в конце Арквей-роуд, была готова к открытию, но церемонию отложили до окончания войны. До этого она использовалась только как бомбоубежище. «Хайгейт» – одна из самых глубоких станций. Отрезок между Арквеем и Восточным Финчли на Северной линии поезда проезжали без остановки, и пассажиры могли видеть целые семьи, спавшие прямо на платформе.

Те, кто прятался на станции «Рассел-сквер», рассказывали: по ночам слышался приглушенный рокот, доносившийся из туннеля, – храп тех, кто спал на станции «Холборн», следующей по линии Пикадилли.

В туннелях между Холборном и Олдвичем хранил свои сокровища Британский музей.

Самая большая за всю войну трагедия в метро случилась на станции «Белхэм» 14 октября 1940 года: одна из бомб угодила в туннель и разрушила водопроводные и канализационные трубы. Вода и нечистоты быстро затопили погруженную в темноту станцию.

Выживших эвакуировали через запасные выходы, но шестьдесят восемь человек, из которых четверо были работниками метро, погибли. Позже, когда налет прекратился, через проделанную бомбой дыру было выкачано около семи миллионов галлонов воды.

Днем раньше девятнадцать человек погибли и пятьдесят два получили ранения при взрыве бомбы на «Баундс-Грин», линия Пикадилли. А за два дня перед этим бомба убила семь человек на «Трафальгарской площади», линия Бейкерлоо, еще один человек погиб на «Кэмден-таун», Северная линия.

На станции «Банк» вечером 11 января 1941 года бомба взорвалась в туннеле, проходившем прямо под мостовой. Были убиты пятьдесят шесть человек и шестьдесят девять получили ранения. Станция оказалась совершенно разрушена и три месяца не работала. Ходили слухи, что около ста человек остались тогда засыпанными землей и их тела так никогда и не были подняты на поверхность. Впрочем, почти наверняка это только домыслы.

Юридическая фирма занимала два последних этажа в здании на севере Линкольн-Инн-филдс. Медная табличка на фасаде извещала, что там располагалась адвокатско-нотариальная контора «Энджелл, Шеррер и Кристиансон». Стрелка на табличке указывала на узкий переулок, где находилась входная дверь.

Ближайшей от этого места станцией была «Холборн» – буквально в пяти минутах ходьбы. Алиса поехала сначала по Юбилейной линии до «Бонд-стрит», а потом пересела на Центральную до «Холборна». В тот день она должна была приступить к работе в качестве секретаря Джеймса Кристиансона, кабинет которого располагался на верхнем этаже здания.

Ее любимый очень разозлился, когда она объявила, что все-таки поступила на службу.

– Я надеялся, ты шутишь, – буркнул он.

– Какие еще шутки? – отозвалась скрипачка. – Мне нужны деньги, Том. Как и тебе, кстати. Мы ведь собирались помогать друг другу! Ты уже это делал, и я тебе очень благодарна за то, что ты тогда выручил меня и заплатил за мои уроки. Сейчас пришла моя очередь.

Они сидели в ее комнате, бывшем кабинете директора, и заканчивали ужин. Мюррей купил бутылку вина, что Алиса посчитала напрасной тратой денег. Ей было совершенно ясно, что они не могут позволить себе такого рода вещи. Тем не менее Том покупал вино каждый день. Он опустошил третий стакан и вдруг со злостью швырнул его в стену. Алисе стало очень не по себе. В первый раз она видела своего друга настолько взбешенным.

– Не нужна мне твоя гребаная благодарность! – заорал он.

– Извини, я всего лишь имела в виду, что мы договорились делиться и вообще все делать вместе.

– И поэтому ты тайком нашла себе работу? По-твоему, это называется «все делать вместе»?! Нет, «делать вместе» – означает вместе заниматься музыкой, делать то, чем мы всегда занимались с тех пор, как встретились. Ты вообще помнишь, как мы встретились?

То, как он это сказал, заставило Алису покраснеть.

– Конечно, я помню, Том, – ответила она тихо.

– Это случилось в Холборне. На станции. Я никогда не забуду того дня. Я буду помнить его всю мою жизнь. А теперь ты будешь проходить там по пути на работу и наверняка ни разу даже не вспомнишь обо всем этом.

Скрипачка собрала осколки разбитого стакана, а потом сходила в ванную и принесла воды, чтобы попытаться хоть как-то смыть потеки вина со старых обоев. Когда она зашла обратно в комнату, Мюррей, испуганный и растерянный, упал перед ней на колени и начал просить прощения:

– Я очень, очень тебя люблю!

– Знаю.

– Я хочу сделать все для тебя. Но я ничего не могу и от этого схожу с ума. Чувствую себя ненужным и беспомощным.

– Не выдумывай, – сказала Алиса и тут же пожалела, настолько это прозвучало фальшиво и похоже на обычные фразочки Майка.

Флейтист схватил ее за руки и стал настаивать немедленно заняться любовью. Живя с Майком, Алиса часто соглашалась на такое только для того, чтобы сохранить мир в семье, даже если ей самой не хотелось и она знала, что не получит никакого удовольствия. Когда она уходила из дома, то решила, что никогда больше не будет так поступать, но сейчас покорно снимала одежду, чтобы отправиться с Томом в постель, целовать его в ответ на его поцелуи, ласкать его тело, а потом делать вид, что получает наслаждение.