Жанну ни капельки не тревожило, что ее душа предназначена аду: она полагала, что, имея такие тесные и давние связи с бесами, она и в аду не пропадет. Характерное для злых людей заблуждение, между прочим! Хотя бесы больше всего ненавидят праведников и святых, но сорвать свою злобу они могут только на нераскаянных грешниках. И срывают да еще как! У себя дома, в аду.

Жанне повезло: у запасливой матушки Ахинеи оказался запас ядовитой «святой воды» и даже настоящую бутылочку из Лавры она сберегла в свинцовом ящике как образец. И фальшивых бутылок у нее был целый набор. Она быстро сфабриковала рисунок и надпись на одной из них и вручила Жанне новую пакостную бутылку. За новые двести евро, конечно, — именно столько она взяла с нее за первую бутылку. Прямо от колдуньи Жанна позвонила Кире, но той не оказалось дома. «Попробую сама подменить бутылку!» — решила она.

Вернувшись на Крестовский остров, Жанна оставила машину у ворот, а сама скорым шагом направилась к дому. Подойдя к крыльцу, она поскользнулась и растянулась как раз на том же самом месте, где какой-нибудь час назад упала Кира. Бац! Кляц! Жанна — кубарем, а бутылка — вдребезги! От злости и досады Жанна даже тихонько взвыла. Но потом, разъяренная и целеустремленная, поднялась и бросилась назад к машине.

— Еще раз принесет эту отраву — ноги не ноги, а уж каблуки ей точно переломаю! — пообещал Ангел Иоанн, убирая меч.

— И сие будет только справедливо, брат Иван! — одобрил Ангел Юлиус.

Сев за руль, Жанна достала сумку и пересчитала наличные.

— Придется по пути в банкомат заглянуть, — с досадой сказала она, развернула машину и помчалась за новой бутылкой.

Через час вернулась. Пошла к дому уже не бегом, а осторожным шагом, прижимая к себе сумку, в которую она на этот раз засунула очередную бутылку, обернутую для сохранности еще и шарфом…

Бац! Крак! Крак! Кляц! — Жанна поскользнулась на том же самом месте, перед самими ступенями! Она упала, инстинктивно выставив перед собой руки с зажатой в них сумкой. Оба каблука ее были сломаны, а бутылка благополучно разбилась внутри ее змеиной сумочки. Увидев, как из раскрывшейся сумки течет жидкость, Жанна завыла так, что из дома выскочил охранник: он подумал, что это сработала сигнализация у чьей-то машины! Охранник помог Жанне подняться и отвел ее, хромающую и подвывающую, в дом.

Больше за бутылками матушки Ахинеи Жанна в этот день, да и вообще никогда, не ездила: что-то подсказало ей, что если она еще раз попробует внести лжесвятую воду в дом Мишиных, то уже сломанным каблуком не отделается. А ноги ломать из-за Юлианн ей совсем не хотелось.

— Может, Ангелы вредничают? — спросила она, рассказав Жану о своей трехкратной неудаче с лжесвятой водой.

— Да что ты фантазируешь, Жанна? Какие Ангелы? — начал было Жан, но потом опомнился. — Ой, я забыл, что ты про них знаешь и столько от них пострадала.

— Ну конечно, я знаю про Ангелов в доме! Еще бы мне-то не знать своих мучителей! А ты с чего так заволновался-то? — удивилась Жанна.

— Да это я так… Не люблю я даже в шутку такие разговоры — про Ангелов.

Они их оба не любили — и Жанна, и Жан, и постоянно скрывали друг от друга свой страх перед Ангелами. Вот и сейчас Жан вдруг на минуточку забыл, что имеет дело с опытной ведьмой, а не с обычной дурочкой, слушающей наветы бесов на Светлые Силы. А знаете, какой у них главный навет, главная клевета на Ангелов? Бесы внушают своим подопечным, что Ангелов… не существует! Они и про себя врут людям, будто их нет. И некоторые доверчивые бедняги верят бесам, что бесов не существует, представляете? Эти обманутые люди утверждают, что бесы — это поэтическая метафора, обозначающая какое-то там абстрактное зло. Вот ужаснутся они, эти «поэты», когда однажды в свой смертный час увидят бесов лицом к лицу!

— А с Кирой ты помирись! — посоветовал бес Жан.

— И не подумаю! Дрянь неуклюжая! Такое дельце мне сорвала!

— Жанна, ну будь ты хоть капельку к ней справедлива: девчонка упала всего один раз, а ты — два!

— Ни к кому, кроме себя, я никакой справедливости проявлять не желаю!

— Ну, положим, к себе ты тоже не справедлива, а любвеобильна, милосердна, сверхзаботлива и всегда все себе прощаешь. Какая уж тут справедливость!

— Конечно, себе я все на свете прощаю, а как же иначе? А Киру эту, хоть она и предательница, я все равно ненавижу.

Ох уж эта Жанна, все бы ей кого-нибудь ненавидеть! Впрочем, с этого дня Кира тоже проходила мимо Жанны быстрым шагом и опустив голову: видно, была сильно на нее обижена. Однако Жанна никому и никогда не прощала обид, особенно тех, которые наносила сама. Она лишь выжидала момент, чтобы отплатить непокорной Кире. И дождалась, такой случай ей вскоре представился.

Получив ошейник с поводком и приучив к нему Кутьку, Кира на время своих визитов к сестрам стала оставлять щенка в саду. То ли она не хотела показывать его Жанне в наказание за ее грубость, то ли боялась, что он опять испачкает ковер, а Жанна теперь этого не простит ни ей, ни Кутьке. Она цепляла поводок за решетку ограды, давала щенку в зубы искусственную косточку и говорила: «Не скучай, маленький! Я скоро вернусь!» Иногда Кира возвращалась и не очень скоро, но Кутька все равно не скучал: поводок у него был длинный, как у взрослой собаки, и щенок носился по снегу, гоняясь за воронами, норовившими выкрасть у него косточку. И он, и вороны могли часами предаваться этой забаве. Подловив такой момент, Жанна с веником под мышкой подкралась к щенку, отстегнула поводок, схватила Кутьку за ошейник, вынесла его за ворота и выбросила на дорогу. Потом она закрыла калитку, замела свои следы веником и ушла в дом с чувством удовлетворения от исполненного злодеяния.

Кутька был очень доволен, что избавился от поводка, и принялся бегать взад-вперед по улице. Но потом стало темнеть, и Кутьке на пустынной улице стало скучно и страшно. Он подлез под воротами, проник обратно в сад и побежал к дому, в котором скрылась любимая, но легкомысленная хозяйка. Постоял на крыльце, позвал-полаял, но хозяйка не появилась, и дверь ему никто не отворил. И Кутька, понурясь и принюхиваясь к своим и чужим следам на снегу, снова побрел к воротам. Щенок был маленький и глупый, он снова и снова уходил и приходил по своим же собственным следам, пролезал под воротами на улицу, возвращался и скулил… А потом куда-то совсем пропал.

Когда Кира вышла из дома Мишиных, она не нашла Кутьку на привычном месте. Остался только шикарный Кутькин поводок: одним концом он был по-прежнему прикреплен к ограде, а другой конец валялся в снегу. Кира стала разглядывать Кутькины следы, но следов на снегу было так много, что не было никакой возможности установить, куда же это отправился щенок и что с ним стало.

Кира выскочила на улицу и принялась громко звать Кутьку. Пошла в одну сторону, никого не нашла, вернулась, покричала около дома, в другую сторону побежала… И только совсем избегавшись и отчаявшись, она вернулась к сестрам. У самых дверей их комнаты она наконец заплакала: она верила, что сейчас ей помогут.