– С Натаном и еще с одним мужиком.

– Что за мужик? Как зовут? Где живет? Он мне нужен.

– Зовут Николай, а как фамилия и где живет – не знаю.

– Думай, вспоминай, а то сейчас в отдел поедем. Сегодня днем этот Николай вас вместе с этой лошадью-библиотекаршей обвел вокруг пальца. Он увел из ценного фонда библиотеки книги, предназначавшиеся совсем не для списания, а для других целей. Это ЧП почему-то оказалось на контроле у генерала, и не наше с тобой лягушачье дело: разбираться – почему. Книги должны быть на месте. Как его фамилия?

– Леонов, – вспомнил я, – он же сам себя вписывал в список на Жорж Санд.

– Ну вот! В десять у меня в отделе быть, протокол допроса подпишешь. Надо было бы сейчас, да у меня все бумажки промокли. А я за ночь пока всех Николаев Леоновых в городе перелопачу.

Я почему-то подумал, что протокол не смог бы подписать при всем желании. У меня ноги подкашивались, когда я шел в прихожую провожать капитана Сапожникова.

Бывает так, что голова работает вхолостую: просчитываешь разные варианты: все – разумно, все – логично, а вот какой должен быть конечный результат, понять не можешь. Понятно было одно, что надо линять из этой квартиры как можно скорее, причем вместе с книгами.

Завернув все мои чудные книжечки назад в бандерольку и упаковав ее в брезентовый мешок так, чтобы их не подмочило, я вышел во двор, продолжая лихорадочно продумывать варианты дальнейших действий. Выкинуть их или сжечь – рука не поднималась, отнести с утра в библиотеку – есть риск, что увидят и узнают, оставить на крыльце с записочкой – смешно, да и ненадежно. Ноги сами несли меня через центр города к злополучной библиотеке. Я понимал, что выгляжу смешно или странно, постоянно испуганно озираясь и стремясь использовать любой проходной двор.

И только подходя к месту преступления, я понял, что книжки надо послать по почте. Это будет в духе Николая.

Обратным адресом на бандерольке, которую я отправил в восемь утра, стояло: «Здесь. пр. Ленина, дом 4, кв. 22, товарищу Инкину».

Натана в городе теперь почти не помнят. А когда-то, лет двадцать назад, его знали все, точнее, все интеллигентные или, может, правильнее, культурные люди – в общем, те, у кого имелось пианино. Натан был настройщиком. Кроме этого, он был еще и книжник. Нынче это слово не употребляется, а тогда все, кто хотел «подняться» в глазах общества, собирали книги. Элита этого круга называла себя книжниками. Натан стоял на вершине этой элиты.

Вообще-то он был чудаковатый и простоватый, добрый и хитрый еврей. Жил он у стадиона «Динамо» в старом доме на втором этаже в запущенной коммунальной квартире вдвоем с отцом. Дом был гостеприимный, но чтобы попасть в него, надо было перейти по старым дверям, уложенным на кирпичи, огромную, никогда не просыхавшую лужу.

Однажды вечером я заскочил к Натану в гости с бутылочкой, чтобы отдохнуть и поболтать. После первой стопки Натан загадочно встал из-за стола, снял пачку книг со стеллажа и достал со второго ряда новую норковую шапку. Шапка была замечательная, из целиковых шкурок, мех переливался и отсвечивал.

– Сколько такая, если не секрет? – спросил я с безразличием.

– Внешторговская, – сказал Натан с гордостью. – Триста рублей отдал.

– Натан, а как же ты в ней будешь в сарай за дровами и огурцами ходить? У тебя там такая темень – ногу сломишь.

Натан задумался и стал долго и старательно ковырять у себя в носу. Для меня весь этот разговор был эпизодом, который полагается сразу забыть. Но неожиданно на другой день Натан позвонил мне на работу и пригласил в гости поиграть в преферанс. Я пришел раньше назначенного времени, чтобы похвастаться только что купленной книжечкой. Хозяин остался равнодушен к моему приобретению, зато с гордостью достал с вешалки норковую шапку и протянул мне:

– Я вот в этой буду ходить в сарай!

– Так эта такая же роскошная, как и вчерашняя.

– Нет! Эта не внешторговская. Эту я за двести рублей купил.

Потом Натан женился. «Потом» – это так же, как «однажды». Жена его, Людка, была маленькая симпатичная татарочка, и родился у них сын Марик. Натан, как заботливый отец, регулярно ходил в раздаток за детским питанием, благо дорога проходила мимо когиза, куда он и заглядывал. И вот как-то заведующая магазином, у которой дома стояло привезенное еще ее отцом после войны из Германии пианино, показала ему по блату последние поступления, из которых Натан с радостью выбрал отличный художественный альбом Натана Альтмана.

Радость от покупки была так велика, а надежда на «новую оттепель» настолько реальна – ведь Альтмана не издавали больше полувека, кроме портретов Ленина, да и то в сборниках и часто без авторства, – что мой Натан забыл обо всем и бросился домой.

– Людка, – закричал он с порога, – посмотри, что я купил! – и протянул ей альбом.

– Где кефирчик? – спросила Людка с прямотой еврейской мамаши и ударила Натана альбомом по голове.

Через месяц они развелись. А через двадцать лет и вовсе все трое оказались в разных странах. Когда тебя не понимают – вместе лучше не жить!

С тех пор Натан Альтман стал для меня не просто художником, не просто символом эпохи Серебряного века, автором портрета Анны Ахматовой: Альтман после порушенной семейной жизни моего друга стал для меня однозначно не ординарной фигурой, а – замечательной.

* * *

После окончания института я и мои институтские однокашники Юра и Женя решили поздней осенью съездить на охоту в Архангельскую область. Готовились обстоятельно. Юра созвонился с Архангельским охотобществом, заказал путевки и лицензии, взял рекомендательные письма от нашего городского общества охотников; Женя подготовил свою «Победу»: в багажник была положена запасная коробка передач, коленвал и еще много всяких железяк.

Ехали не торопясь. Отдыхали. Заглянули в Суздаль – погуляли. Заночевали в районе Петушков – свернули с трассы в кусты придорожной акации, разложили сиденья, постелили спальники и выпили бутылочку «Рябины на коньяке», закусив батоном и плавлеными сырками.

Вторую ночь провели в мотеле «Тверь». Слово-то какое для 1970-х – мотель! Машина стояла в гараже, за ночь ее помыли. С утра тронулись в путь. Слушали «Спидолу», переделанную на шестнадцати– и девятнадцатиметровые диапазоны – не зря все трое радиофак окончили. От Калинина до Ленинграда несколько раз обгоняли один и тот же «Форд Линкольн», когда тот вставал у обочины. Две дамы и господин, иностранцы – их сразу отличишь по ярким одеждам, – пили из горлышка виски «Джонни Уокер» – они с этой бутылкой пол-Европы проехали, а допьют ее у себя дома.