Последняя фраза возымела на стражников решительное и окончательное воздействие: все как один, они побросали оружие на землю и пали на колени.

– Пощади нас, о, Посланник небес! – заголосили воины наперебой, перемежая мольбы рыданиями. – Это наш повелитель во всем виноват! Это по его приказу нам приходилось творить бесчинства!..

– Как видите, и посланец Преисподней дракон, и его приспешник бенефициарий Витольд уже сгорели дотла в праведном огне, ниспосланном богами с небес! Поклянитесь же служить мне верой и правдой, и тогда я помилую вас!

– Клянемся! Клянемся, господин Посланник небес! Клянемся служить только тебе! – запричитали вразнобой стражники.

Теодорих, окончательно войдя в роль, снова потряс в воздухе искрящейся на солнце «Разящей молнией» и пророкотал:

– Что ж, я услышал вас! И готов помиловать! Теперь все вместе повторяйте за мной: если мы нарушим священную клятву, данную Посланнику небес, праведный огонь испепелит нас точно так же, как испепелил на наших глазах дракона и бывшего хозяина!

– …дракона и бывшего хозяина! – дружно вторили ему стражники.

* * *

Днем позже в Виенне состоялся совет дефенсоров всех окрестных селений. «Посланник небес» и «Валькирия» тоже присутствовали в числе приглашенных, а Эйнар от приглашения отказался: ему было неловко перед друзьями за проявление трусости. Более того, он прекрасно понимал, что отныне Клерет потеряна для него раз и навсегда. На Теодориха Эйнар не держал зла – разве можно обижаться на героя?!

Посовещавшись, дефенсоры избрали из своих рядов управляющего, коему надлежало выполнять обязанности бенефициария до тех пор, пока Теодорих и его спутники не достигнут Ахена и не передадут прошение селян Марку Левию Сегноцию, а тот, в свою очередь, не решит их участи в соответствии с «Салической правдой»[59].

В тот же день новоявленные «подданные» Теодориха, принесшие ему клятву верности, собрались на неказистой площади Виенна, дабы проводить «Посланника небес» и его свиту в дальнейший путь. Теодорих произнес пламенную прощальную речь, пообещав непременно вернуться, после чего вместе со спутниками покинул Виенн под благодарственные крики селян, благословлявших их путешествие.

Теодорих пребывал в прекрасном расположении духа: его пояс был отяжелен кошельком, полным золота и серебра. Как и Клерет, он надел поверх облачения серебряный торквес, отчего оба стали выглядеть еще солиднее. Эйнару даров досталось не в пример меньше, чем друзьям, и теперь он молча ехал чуть в стороне от приятелей, угрюмо посапывая. Впрочем, юноша отчетливо осознавал, что обижаться в данном случае ему нужно только на себя.

Все три дня пути до Ахена путники пробирались лесными дорогами, причем по мере приближения к конечному пункту маршрута леса становились гуще и непроходимее. Казалось, им вообще не будет конца.

Стоянки устраивали, как обычно, на ночь: разжигали костер, ужинали, а потом поочередно несли дежурство.

В первую же ночь после отъезда из Виенна Эйнар обратил внимание, что Теодорих и Клерет устроились на ночлег поближе к лошадям и друг к другу. Он решил, что друзья до сих пор не могут простить ему трусости и потому избегают его, однако вскоре понял, что ошибся. Когда время его дежурства истекло, и пришла пора будить Теодориха, Эйнар подошел к попоне, под которой спал друг, и неожиданно обнаружил, что тот… не один. В первый момент юноша растерялся, но потом подумал: «Так мне и надо, сам во всем виноват! Героям достается все – это закон жизни…» Решив любовников не беспокоить, Эйнар вернулся к костру и подбросил в него охапку хвороста: места были глухие, издалека то и дело доносились волчьи завывания…

Наконец путешественники достигли Ахенского домена. Леса поредели и постепенно перешли в равнинную местность, а вскоре друзья увидели и первый гарнизон, охранявший дорогу на подступах к городу. Сама дорога была перекрыта ограждением из гибких ивовых веток. Из расположенной за ограждением небольшой хижины тут же вышли четыре воина, облаченные в блестящие нагрудники и вооруженные увесистыми францисками. Вид у всех четверых был устрашающий: высокие, мускулистые, недружелюбно настроенные. Светлые волосы выдавали в них саксов. «Наемники», – догадался Теодорих.

Спешившись и приблизившись, он начал разговор первым:

– Приветствую вас, доблестные воины! Мы направляемся в Ахен к Марку Левию Сегноцию с посланием из подвластного ему селения Виенн и примыкающих к нему земель.

Недвусмысленно поигрывая франциской в крепких загорелых руках, вперед вышел командир небольшого гарнизонного отряда и внимательно воззрился на путников, словно желая изучить их до мельчайших подробностей. Во избежание возможных недоразумений и тем более конфликтов Теодорих тотчас достал из кожаной сумки послание дефенсоров и протянул свиток командиру. Тот молча развернул его и быстро пробежал текст глазами, из чего Теодорих сделал вывод: грамоте обучен.

Судя по всему, командир остался удовлетворен, однако по-прежнему медлил, рассчитывая, видимо, содрать с путников мзду сверх установленной за проезд пошлины. Теодорих же, хотя и ощущал на поясе тяжесть монет, поступил иначе: снял с шеи подаренную отшельником цепь с медальоном, изображающим багуина (символом рода Марка Левия Сегноция) и протянул ее командиру-саксу. Тот, подхватив медальон огромной ручищей, отошел к своим подчиненным. Вчетвером они принялись разглядывать медальон и что-то вполголоса обсуждать, но вскоре командир вернулся к Теодориху, протянул ему медальон и вежливо поклонился: багуин явно произвел на всех четверых впечатление.

– Прошу вас, господа, проезжайте. Однако прежде я выдам вам охранную грамоту до Ахена, – сказал он и скрылся ненадолго в хижине. Едва друзья вновь оседлали лошадей, как тот уже вернулся и вручил Теодориху небольшой свиток. – Если что, – сказал он, – меня зовут Норберт, я начальник дорожной стражи южной дороги, ведущей к Ахену. Удачного вам пути, господин, – сакс почтительно поклонился.

– Благодарю тебя, Норберт, – ответил Теодорих и проследовал в сопровождении спутников по дороге, предусмотрительно освобожденной от ограждения. Клерет тепло улыбнулась командиру в знак признательности. Эйнар же подумал: «Куда ни глянь – всюду саксы! Хорошо же они здесь устроились – небось, половину сбираемой пошлины в карман кладут…»

…Теодорих приближался к Ахену с замиранием сердца. Кормилица Иветта рассказывала ему, что сей город принадлежал некогда Сигеберу, его деду по линии матери. Сигебер, в свою очередь, отвоевал Ахен у саксов. Одни из них были истреблены, другие ушли в Арденны[60], третьи остались у франкского вождя в качестве наемников. После той памятной битвы Сигебер завладел также знатными саксонскими красавицами, среди которых была и будущая мать Амалаберги…