– Просим вас отобедать после дальней дороги!

В комнату тотчас вошли две миловидные белокурые девушки. Одна поставила перед гостями кувшин с вином и горшочки с ароматной кашей, а вторая расстелила на столе чистое холщовое полотенце с замысловатой вышивкой и выложила на него медовые лепешки и три деревянные ложки. Поклонившись, девушки удалились, оставив после себя шлейф аппетитных ароматов. Юный слуга деловито осведомился:

– Желаете еще чего-нибудь, дорогие гости?

Однако изголодавшиеся за день друзья желали сейчас лишь одного: поскорее опустошить горшки с кашей и испить вина с румяными лепешками. Смышленый парнишка заметил вожделенные взгляды гостей, устремленные на стол с едой, и удалился вслед за девушками.

– Не буду мешать вашей трапезе, – сказал он на прощание.

Эйнар тут же схватил лепешку с холщового полотенца и жадно откусил.

– Какая вкуснотища! – блаженно закатил он глаза.

Теодорих последовал его примеру: действительно, вкус у лепешек был отменный. Клерет же взяла ложку и принялась за кашу – та тоже оказалось выше всех похвал.

Насытившиеся друзья едва не окунулись в сладостную дрему, когда дверь вновь отворилась, и в комнату вошли уже знакомые девушки-служанки. Эйнар встрепенулся.

– Неужели в этом замке все служанки такие? – спросил он их.

Девушки хихикнули и кокетливо поинтересовались:

– Какие «такие»?

– Статные, румяные и красивые! – с чувством выпалил Эйнар.

Служанки снова хихикнули, игриво кивнули в знак согласия, собрали посуду и удалились, провожаемые жадными взглядами Эйнара: «До чего ж хороши! Может, мне повезет отхватить здесь такую вот кухарочку? Целыми днями кашей объедался бы!..»

Время уже перевалило за полдень, а посыльный от кастеляна все не являлся. Впрочем, Эйнара сей факт не особо заботил: он привык довольствоваться малыми радостями жизни, а здесь вон и усадили, и накормили… Глядишь, еще и на службу возьмут, ежели повезет…

Теодорих же с каждой минутой становился все мрачнее: за время трапезы он вообще не проронил ни слова. Друзья, отнеся его молчаливость на счет усталости, не придали сему обстоятельству никакого значения.

Наконец на пороге появился долгожданный посыльный.

– Господин Марк Левий Сегноций готов выслушать вас, – обратился он непосредственно к Теодориху.

«Что ж, двум смертям не бывать…», – подумал юноша и решительно поднялся.

Важно кивнув, посыльный повел просителя сначала длинными коридорами замка, а потом по широкой добротной деревянной лестнице они поднялись на второй этаж. Слуга отворил массивную дверь, украшенную витиеватой резьбой, и вошел первым. Теодорих последовал за ним. Взору юноши открылись просторные покои, оформленные на римский манер. Вся обстановка недвусмысленно свидетельствовала, что хозяин – приверженец римской культуры.

За невысоким столом, заваленным свитками и кипами пергамента, восседал Марк Левий. Оторвавшись от очередного документа, он смерил визитера изучающим взглядом и без обиняков спросил:

– Это ты прибыл по поводу Витольда?

– Точно так, господин, – подтвердил Теодорих. – Вот прошение, подписанное всеми дефенсорами его бывшего бенефиция.

Он протянул свиток слуге, а тот уже преподнес его Марку Левию.

Развернув свиток, Сегноций впился в него глазами, и лицо его по мере чтения вытягивалось от удивления:

– Неужели все изложенное здесь – правда? – недоверчиво спросил он Теодориха, закончив читать.

– Увы, господин. Все описанные в свитке бесчинства, творимые на протяжении многих лет Витольдом, а ранее и его отцом, – сущая правда.

Наместник Ахена отложил письмо в сторону, поднялся из-за стола и подошел к визитеру вплотную. Наконец-то и Теодорих смог разглядеть Марка Левия вблизи: перед ним стоял высокий статный мужчина лет сорока, одетый в синюю римскую тунику. Волосы Сегноция были заплетены в косу по франкской моде. В какой-то момент Теодориху показалось, что перед ним – отшельник Флавий в молодости.

Наместник меж тем долго и внимательно рассматривал Теодориха, и юноша достойно выдержал его пристальный взгляд.

– Что ж, если все изложенное в письме – правда, то ты – храбрый и благородный воин, – одобрительно заметил Сегноций после изрядно затянувшейся паузы. – Пожалуй, я с удовольствием принял бы тебя на службу. Ты как, не против?

Теодорих смутился.

– Благодарю вас, господин. Но, по правде сказать, я рассказал вам еще не все.

– Так говори, я слушаю.

– Путешествие до Ахена было неблизким, – откашлявшись, начал Теодорих. – И в одном из лесов мы с другом встретили старца, который назвался Флавием. Он подарил мне вот это, – юноша вытянул из-под кольчуги медальон с изображением багуина.

– Что? – обомлевший Сегноций поднес к медальону свою ладонь. – Но это же наш фамильный герб! – Он нервно ухватился за серебряную цепочку, висевшую у него на шее, и извлек из-под туники точно такой же медальон. – Сомнений нет – это не подделка! Как Флавий?! Что с ним? – Сегноций буквально засыпал юношу вопросами.

– Он стар, но еще крепок. Живет в лесной хижине отшельником.

– Узнаю дядю, он всегда обладал несгибаемым характером…

– Но, господин, и это еще не все. – Теодорих решил все-таки признаться. – Флавий сказал, что я могу довериться вам…

– Право, юноша, ты решил уморить меня сегодня своей осторожностью! Говори же! – воскликнул нетерпеливо Сегноций.

– Я… я, – Теодорих искренне волновался, – словом, я хотел бы просить у вас защиты и покровительства.

– Странно. И чего же, интересно, может опасаться в этой жизни храбрец, победивший дракона?!

– Точнее – кого, господин. Люди королевы Клотильды намеревались убить меня. Я вынужден был бежать из Суассона, для всех же считаюсь утонувшим в Эне…

– Ловко. И чем же ты так не угодил Клотильде?

– Тем, что я – сын первой жены Хлодвига, Амалаберги.

Сегноций округлил глаза: перед ним – опальный бастард?! Что же делать? Отправить его под конвоем в качестве подарка Клотильде или… или все-таки использовать в собственных интересах? Кто знает, как жизнь завтра обернется: вдруг этот юнец еще пригодится?!

– Стало быть, Ахен принадлежал твоему деду Сигеберу, – Марк Левий добродушно похлопал гостя по плечу. – Что ж, оставайся! Зачислю тебя в личную когорту.

Теодорих, облаченный в униформу – зеленую тунику с вышитым на груди багуином, стоял на посту у дверей, ведущих в покои дочерей Сегноция. Из-за стены раздавался приглушенный девичий смех: видимо, Эстер, младшая дочь повелителя, развлекалась в обществе камеристок. Совсем недавно девушке исполнилось четырнадцать лет, но она обрела уже округлые женские формы, которые, вкупе с роскошными каштановыми косами и выразительными карими глазами, заставляли трепетать мужчин всех возрастов.