Не разуваясь прохожу вглубь. Ориентируюсь исключительно на звуки. Слышу громкий плач, туда и иду. Боковым зрением цепляю открытую дверь и валяющегося рядом с диваном мужика. На табурете рядом стоит початая наполовину бутылка водки и банка с огурцами. Походу, тот самый отец…

Толкаю закрытую дверь слева от себя, ту, из-за которой слышны голоса и рыдания.

Еська сидит на кровати, ее мать рядом, хватает ее за руки, пытаясь что-то объяснять. Увидев меня, подбирается. Неловко скользит рукой по собранным в пучок волосам и нервно косится на дочь.

— Поехали, — без подводок дергаю Еську за руку, поднимая на ноги. Тащу ее за собой по коридору, успевая бросить что-то вроде: «Возьми куртку и обуйся».

Она без слов подхватывает ботинки и пальто.

Первые надевает на ходу, пальто набрасывает на плечи уже на улице.

Открываю ей дверь в машине, и она опускается на сиденье, так же не издав и звука.

Завожу мотор. Какое-то время мы едем в полной тишине. Но надолго меня не хватает. Внутри бурлит столько агрессии, что я просто не могу делать вид, что все нормально.

— Часто?

— Что? — Еська заторможенно поворачивает голову в мою сторону.

— Дома такое часто?

— Отец — да. С мамой такое впервые.

— Как ты там вообще живешь?

— Я скоро съеду. Закончу универ, и все изменится.

— А до тех пор будешь терпеть?

— Я не терплю, — качает головой, — если бы у меня был выбор… Уйти несложно. Но я не уверена, что потяну съем жилья, продукты. А в общежитие не заселяют тех, у кого есть прописка в нашем городе.

— Я могу снять тебе квартиру.

— Нет.

— А говоришь, был бы выбор.

— Мы говорим о разном. У меня нет денег на то, чтобы…

— У меня есть, — крепче сжимаю руль и сворачиваю к собственному дому. Ворота разъезжаются ровно за метр до приближения к ним машины.

— Можно мы не будем сегодня обо всем этом разговаривать?

— Ладно.

Ставлю машину в гараж, ворота по привычке не закрываю.

Подталкиваю Еську к лестнице, когда мы уже оказываемся внутри особняка. Она нерешительно поднимается по ступенькам в полумраке. Свет я намеренно не включал, потому что если мама по каким-то причинам не спит, то обязательно выйдет из комнаты.

А мне на сегодня уже хватило этих «родственных» встреч.

— Зачем ты за мной вернулся?

Еся снимает пальто и бросает его в кресло. Подходит к панорамному окну, из которого виден весь двор, а еще хата Бережных.

— Не нужно было?

— Я бы справилась.

Она снова улыбается. А меня до зубовного скрежета раздражает эта фальшивая улыбка.

— Всегда справлялась, — проводит ладонями вдоль бедер, разглаживая собравшееся гармошкой платье. — Можно в душ?

Киваю, указывая на дверь слева от нее.

— Полотенце и все остальные приблуды там есть.

— Хорошо.

Токарева без стеснения высвобождается из платья прямо в комнате и заныривает за стеклянную матовую дверь.

Прежде чем она возвращается обратно, проходит минут десять. Все это время я пытаюсь понять, что делать дальше. Кажется, за этот вечер я влез в гораздо большее, чем планировал изначально. Хорошо это или плохо, пока неясно. Но и оставить все как есть тоже не вариант…

Дверь в душевую хлопает, этот звук мгновенно отрывает от мыслей и приковывает взгляд к стройным Еськиным ногам. Есения пропускает между пальцами мокрые волосы и поправляет полотенце, в которое завернулась. От нее пахнет моим гелем для душа.

Меня тянет к ней как магнитом. Поднимаюсь на ноги и в пару шагов преодолеваю разделяющее нас расстояние.

Еська зажимается, но смотрит при этом так ясно и открыто. Ее пальцы касаются моей шеи. Вырисовывают незамысловатый узор, после чего исчезают.

Мы стоим друг напротив друга. В башке полнейший хаос. Выдержка. О-о-о-о, это то, чего мне сейчас совершенно не хватает.

Поддеваю края футболки, тяну ее наверх и бросаю ее на пол.

Есения наблюдает за каждым моим движением. Часто дышит, сжимая правую руку в кулак.

— Спасибо, — шепчет, запрокинув лицо так, словно подставляет губы для поцелуя.

— Меня еще никто не благодарил за то, что я разделся, — обвиваю рукой талию и тяну рыжулю на себя.

— …что оказался сегодня рядом. Мне было так страшно.

Неподдельная искренность в ее глазах приземляет. Пошлые шуточки уходят на второй план. Забота, которой во мне отродясь не проглядывалось, уже который раз за ночь поднимает голову. Берет верх над всем моим существом, на максимум включая инстинкт — оберегать. Мне дико хочется оберегать эту конкретную девочку.

— Ложись.

— Я повторюсь, что не буду с тобой спать.

— Будешь, — резче, чем следовало, поворачиваю ее к кровати, — сегодня ты будешь со мной именно спать.

Дергаю за край полотенца, и оно падает к ногам Еси, открывая прекрасный обзор на ее фигуру.

Фиксирую ладонью тонкую шею. Целую висок, щеку, а потом просто толкаю ее Есю на кровать, наваливаясь сверху всем телом.

Меня штормит. Если сейчас не остановиться, потом я уже вряд ли вообще захочу это делать.

Подгребаю одеяло и рывком вытягиваю его из-под Еськи, накрывая им ее с головой. Она издает смешок, высовывая нос из укрытия. Находит мою ладонь и крепко ее сжимает.

Отвечаю ей тем же.

Проходит всего несколько минут, прежде чем она засыпает. Какое-то время смотрю на ее расслабленное во сне лицо, а потом спускаюсь в отцовский кабинет.

Беру сигару и, накинув куртку на голый торс, выхожу на улицу. Чиркаю зажигалкой, отчетливо слыша шум. Какое-то неразборчивое мычание прямо из подвальных помещений.

Тушу огонь и спускаюсь вниз. Иду на шорох и резко замираю от увиденного.

Массивная цепь, прикованная к полу с одного конца, и человек, что сидит на этой цепи, с другого. Избитый, разобрать хоть какие-то черты лица просто невозможно.