Колесников присвистнул, выпучив свои большущие глаза.

— Как же это так получилось?!

Шатохин развел руками.

— Вот так вышло, — сказал он сокрушенно. — Влип мой пацан и мне его нужно выручать.

— Да, черт возьми, неприятная история, — после некоторого раздумья посочувствовал Колесников. — И я в дурацком положении: вроде бы и тебе помочь нужно и в то же время рисковать своей шкурой не хочется… Вдруг все раскроется.

Конечно же, опасения Колесникова были вполне понятны майору, он ведь толкал судмедэксперта на должностное преступление. Когда Шатохин заговорил, он постарался, чтобы его слова прозвучали как можно беспечнее.

— Да ничего не откроется, я все устрою. Ну если уж побаиваешься — подстрахуйся: оставь себе настоящий акт, а в случае чего скажешь, что тот второй подделка. На меня все свалишь… Ну так сделаешь? — и Шатохин с надеждой посмотрел на судмедэксперта.

— Ладно, заскочи после обеда, — после некоторого колебания и без особого энтузиазма согласился Колесников. — Что-нибудь придумаем.

Шатохин просветлел лицом.

— Вот спасибо, Илья! Я в долгу не останусь, — пообещал он, встал и поставил на стол пакет. — Это тебе презент для начала, — и майор скорым шагом направился к двери.

Приехав на работу, он первым делом подготовил необходимые для освобождения из изолятора Шиляева документы. Затем распорядился привести Сашку к себе в кабинет.

— Ну-ка, закатай рукава, — приказал майор, когда они остались с глазу на глаз.

Шиляев порядком струхнул, решив, что Шатохин каким-то образом дознался о доставленных ему в камеру наркотиках, однако поспешно закатал рукава.

Нечистый говорил правду. Сашка действительно был наркоманом, причем со стажем. На руках его не было живого места от частых инъекций. И как же это майор сразу не разгадал в Сашке наркомана?

— Через кого Нечистый передавал в камеру наркоту? — спросил Шатохин.

При упоминании об Алиферове Шиляев вздрогнул. Неужели майор вычислил Нечистого? А если это так, то Сашке уже никто не поможет выйти на свободу. Шиляева обуял страх, страх остаться в камере без дозы. Но в глубине души он все-таки надеялся, что Буранбай и сегодня каким-то чудесным образом передаст ему в камеру шприц с героином, поэтому Шиляев решил охранника ни за что не выдавать.

— Никто ничего мне не передавал, — пробубнил он.

— Врешь! — майор отошел от Шиляева и уселся за свой стол. — Если скажешь, кто из охранников передавал тебе в камеру наркоту, я тебя отпущу.

Шиляев недоверчиво посмотрел на Шатохина. Опять какие-нибудь ментовские штучки?

— Обманете же, — сказал он с сомнением.

— Почему же? — пожал плечами майор. — Говори, кто передал наркотик, я возьму с тебя подписку о невыезде и проваливай. — Шатохин повернул к задержанному лист бумаги, положил поверх него ручку.

Сашка нерешительно приблизился, взял документ и стал читать. Закончив, немного подумал и поставил подпись.

— Кто? — спросил Шатохин.

— Буранбай.

— Все, можешь идти, — сказал майор и сделал жест в сторону двери.

— Что, правда что ли? — растерялся Шиляев.

— Правда, правда, проваливай! — неожиданно рявкнул Шатохин. — Чтобы духу твоего здесь не было! Сиди дома и на улицу носа не показывай. Когда потребуется, я тебя вызову.

Когда с трудом поверивший в свое счастливое избавление Шиляев выскользнул за дверь, майор некоторое время сидел в задумчивости. Буранбая этого, конечно же, нужно вывести на чистую воду. Но не в связи с делом Шиляева, разумеется. Нужно выждать, подловить его на подобном же проступке и с треском выгнать из органов. Шатохин усмехнулся, как бы его самого не поперли, если вдруг выяснится, что он собирается натворить. Он снял с телефона трубку и набрал номер Нечистого.

— Алло? — произнес тот через некоторое время. В трубке раздавался отдаленный шум застолья, гремела музыка, слышался женский смех.

Майор кашлянул.

— Шатохин это, — сказал он глухо. — В общем, освободил я твоего дружка… пока. И степень тяжести увечья в акте судмедэкспертизы уменьшил — с тяжких телесных на телесное повреждение не опасное для жизни…

— Да сделай ты эту чертову музыку потише! — неожиданно громко крикнул кому-то в квартире Нечистый и, дождавшись, когда убавят звук магнитофона, сказал в трубку: — Ясно, майор, спасибо. Что еще?

— Шиляеву я ничего не объяснял. Поговори с ним сам, про меня не упоминай. Скажи, мол, пусть запомнит, что дело было так: он пьяным случайно оказался на окраине города, вспомнил, что там живет тетка его жены, зашел к ней домой, а, увидев иконы, взял их из хулиганских побуждений. Когда выходил, столкнулся с возвращающейся от Чугуновых хозяйкой, которую по пьянке сильно толкнул, чтобы скрыться. Упав, Серебрякова и получила легкое телесное повреждение… Пускай этот Шиляев едет сегодня же в больницу к Клавдии Павловне, умоляет, ползает на коленях, но уговорит старуху подтвердить его показания. Тем более, что Серебрякова готова простить этого придурка.

— Значит, у него будет ерундовая статья?

— Я постараюсь вообще не доводить дело до суда, — заявил Шатохин. — Попробую через наркологический диспансер оформить его на лечение.

— Тоже дело, — одобрил Алиферов. — Это все?

— Нужно, чтобы и Чугунов подтвердил новую версию.

— Я помню, майор, все будет сделано, — заверил Нечистый и положил трубку.

Не знал Шатохин, что дальше дело пойдет совсем по другому сценарию.

К Женьке домой заскочил Колька. Настроение у него было превосходное. Он прошествовал в зал, уселся в кресле и, посмеиваясь, поведал приятелю:

— Я у Нечистого сейчас был, а у него по квартире две голые девки шастают. И мужик там один. Здоровый такой, с красной рожей и желтыми глазами. Но я не об этом, — и Кабатов, напустил на себя таинственный вид. — Знаешь, что мне Вовка сказал?

Стоявший рядом с приятелем Женька, сел на диван.

— Ну?..

— Шиляева Сашку выпустили! — произнес Колька тоном человека, сообщающего о сенсации. — В общем, дело замяли, можешь теперь спать спокойно.

— А больше он тебе ничего не сказал?

— Не-эт, — протянул Кабатов, ужасно удивленный резким тоном, каким приятель задал вопрос. — Вытолкал из квартиры. Оно и понятно, я им с девками кайф поломал. А что случилось-то?

— Что случилось? — хмыкнув, переспросил Женька. — Да ничего не случилось, — голос у него звучал обиженно. — Только твой спокойный сон мне бессонницей обходится. Отцу моему все известно стало. И про Нечистого, и про то, что мы с тобой в ограблении участвовали. Знаешь, какой скандал он мне вчера закатил?

Колька был поражен.