Катерина расцеловалась с мужем, мысленно глядя на себя со стороны: похожа она на женщину, соскучившуюся по любимому человеку? Не мучают ли её угрызения совести? Увы… Она потихоньку вздохнула и спросила:

— А как Пашка?

— Здоров. Рвался тебя встречать, да я не смог за ним заехать: машину мне ненадолго дали. Отвезу тебя домой и опять на работу… Вечером уж наговоримся.

— Ой, что же я товарищей-то держу! — спохватилась Катерина, оглядываясь на профессоров, стоящих с её пакетами. — Это все мои покупки.

— Ого! — Гапоненко оглядел нагруженных профессоров. — Вы уж извините, товарищи, мою жену… Могу вас подвезти, у меня автомобиль.

— Тогда лучше Вильгельма Зигфридовича отвезите, — предложил профессор Подорожанский, отдавая пакеты Дмитрию. — А я недалеко живу. Да и встречают меня.

Он кивнул на стоящих поодаль Виринею Егоровну и Яна.

— Ваш ученик? — с вежливым любопытством поинтересовался Гапоненко.

— Ученик. Любимый и очень, кстати, талантливый!

Он поклонился и поцеловал протянутую Катериной руку.

Муж действительно только высадил её возле дома, сложив многочисленные покупки прямо на землю, благо уже подмороженную и присыпанную первым снежком.

— Степаныч! — крикнул он кстати подвернувшемуся дворнику. — Помоги Катерине Остаповне вещи занести! Потом рассчитаемся…

— Какие такие расчеты, Дмитрий Ильич, — благодушно отозвался дворник, — для вас я завсегда готов расстараться!

Дома Катерину ждали и подпрыгивающий от нетерпения Павлик, и отпросившийся по этому случаю с работы Первенцев, и явно обрадовавшаяся ей Евдокия Петровна. К своему стыду, о подарках для всех, кроме сына, Катерина вспомнила в самый последний день.

На подарок для Дмитрия она наткнулась в первой же ближайшей к отелю лавчонке. Она купила халат, роскошнее которого у него ещё не было: дорогой, тяжелый, из хорошего бархата, расшитый золотыми восточными узорами.

Евдокии Петровне досталось простое с виду, но очень модное платье из плотной фланели, которое она, пряча счастливые глаза, тут же попросилась пойти примерить.

Из комнаты Пашки, куда он закрылся после поцелуев и объятий, время от времени доносился лишь треск разрываемой бумаги и восторженные крики.

Из ванной в обновке появилась наконец Евдокия Петровна, и Катерина, ошалевшая от увиденного, краем глаза отметила, как привстал со стула изумленный Аристарх Викторович.

— Одень пень — будет ясный день! — довольная произведенным впечатлением, посмеялась домработница.

Оказалась, что она не такая уж и старая, как считала прежде Катерина: ей было где-то около сорока. Просто большие, явно с чужого плеча, кофты и неумело ушитые юбки делали фигуру женщины тяжелой и бесформенной… Платье же, снабженное шнуровкой, позволяло подогнать его по фигуре.

— Спасибо, милая Катерина Остаповна! — она подошла к хозяйке и вдруг порывисто поцеловала ей руку.

— Что вы, Евдокия Петровна, что вы! — отдернула руку Катерина. — Нашли барыню… И вообще, я ещё папе подарок не вручила!

В Берлине она несколько раз так думала о Первенцеве, а здесь впервые сказала это вслух. Аристарх Викторович отвернулся и платком промокнул глаза. Сразу в комнате повисло молчание, как если бы присутствующие вспомнили о чем-то, после чего веселиться было уже неловко.

— Руфина Марковна? — догадалась Катерина.

— Она… — вздохнул Первенцев. — Вроде и знал, а все равно смерть застала врасплох.

Катерина подошла и обняла его, как-то в момент съежившегося и оттого по-особому понятного и близкого. А Первенцев вдруг глухо зарыдал. Подошла Евдокия Петровна и тоже обняла его. Так они стояли втроем и тихо плакали, пока из комнаты не выскочил Пашка с резиновым крокодилом.

— Мама, он же совсем худой!

Взрослые оторвались друг от друга.

— Сейчас мы его поправим, — подошла к сыну Катерина, украдкой вытерев глаза.

— Тетя Дуся, какая ты красивая! — выкрикнул Пашка из-под её руки. — Мама тебе тоже купила подарок?

— Нравится? — улыбнулась домработница. — Что значит — мужчина, хоть и маленький!

Она взяла Павлика за руку.

— Пойдем-ка, дружочек, я тебе помогу. Маме с дедушкой поговорить надо. А мы с тобой выясним, отчего худеют крокодилы?

Катерина выставила на стол из сумки бутылку коньяка "Камю" и протянула Первенцеву небольшой сверток.

— Я пока лимон порежу, а вы подарок рассмотрите. Мне казалось, что вам такой хотелось.

Никаких пожеланий по поводу подарка Аристарх Викторович, конечно, не высказывал. Но откуда она узнала? В небольшом футляре лежала красивая курительная трубка с янтарным мундштуком. Первенцев не помнил, как в своих рассказах нет-нет, да и вспоминал об одном из своих революционных соратников, который курил трубку, и что, возможно, он сам когда-нибудь разорится на такую же…

— Ну-ну, на это я пока ещё способен, — притворно рассердился он, отбирая у дочери бутылку, которую та пыталась открыть.

— Когда Руфина Марковна умерла? — спросила Катерина.

— Позавчера похоронили, — Первенцев разлил коньяк по рюмкам. — Помянем мою жену — преданного бойца революции. Всю жизнь она не щадила себя ради дела. Прошла ссылки, тюрьмы, подполье… — Аристарх Викторович говорил с пафосом, как о боевом товарище, а не как о женщине, с которой он прожил три десятка лет. — Она мечтала о светлом будущем для всего человечества, без богачей, без эксплуататоров. В этом она видела свое счастье… И мое, — добавил он тихо. — Я не понимал Руфину, по-своему, по-мещански воспринимал счастье…

— Папа! — не выдержала Катерина: в какой-то момент Первенцев показался ей механической куклой, повторяющей заложенные в неё слова. — Пусть земля ей будет пухом!

Она чуть было не сказала: "Царствие небесное!" Но вовремя вспомнила, что умершая была непримиримой атеисткой.

— Пусть… будет пухом! — повторил Аристарх Викторович, глядя перед собой.

— Да что же это вы без закуски?! — ахнула появившаяся в дверях Евдокия Петровна. — Я полдня готовила, все горячее, на плите дожидается. И драники ваши любимые, и пироги с капустой!

Первенцев молча дал ей наполненную рюмку.

— Царствие небесное вашей жене! — сказала Евдокия Петровна и выпила: она не знала про атеистку.

Женщины, не сговариваясь, стали накрывать на стол, а Первенцев, привалившись к теплой, нагретой печкой стене, блаженно щурился.

— Что-то Пашку не слышно, — обеспокоилась Катерина.

Она подошла к детской и осторожно заглянула в нее. Сын, уставший от впечатлений, крепко спал на коврике возле кровати. В руках он сжимал долгожданного надувного, "жирного", крокодила. Она осторожно переложила сына в кровать.