Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное. Но мы как-нибудь разберемся.
Шин тихо вздохнул. Тонкое, выверенное изменение начиналось теперь от движений его рук и заканчивалось шевелением потоков внутри Аори. Так хороший массажист через боль, через горящие мышцы правит тело, чтобы дать пациенту новый шанс.
– А у тебя есть время разбираться как нибудь? Ты так уверена, что завтра не придется спасать свою или чью-то еще жизнь? Ты можешь с точностью оценить все риски и отложить обучение до того момента, пока, наконец, созреешь?
Шин никогда не спорил с братом при посторонних. Такая уж у них была игра, или, скорее, стиль. Одна команда, если ошибки – то на двоих.
Не стал осаживать его и сейчас, хотя бросил предупреждающий взгляд из-за плеча Аори. Не сбивай, мол.
– Почему нет? Просто не буду снимать сережку…
Она уже перестала замечать прикосновения Шина. Привыкла к нему, к его присутствию позади. Но тут его пальцы пробежались по позвоночнику, нажали на чувствительные точки так, что вся кожа разом покрылась мурашками, мышцы мгновенно напряглись и тут же расслабились, и кровь быстрее побежала по венам.
Шеи Аори коснулось легкое дыхание. Или это только порыв ветра? Тонкий луч оранжевого света пробился из-за деревьев на горизонте. Аори и не заметила, что солнце уже садится.
– Так-то лучше, – негромко сказал Шин. – Подними руки.
Она повиновалась. Изменяющий придвинулся ближе, так, что Аори спиной ощутила его тепло,, и положил ладони на тыльные стороны ее кистей, палец на палец, так, чтобы управлять ими.
– Не запоминай движения, – прокомментировал Ксан. – Только ощущения.
Шин сложил ее руки поверх солнечного сплетения.
– Сережка? Где? – он заглянул с обеих сторон, коснувшись подбородком мочек.
“Просто он слишком близко,” – подумала Аори.
От его прикосновений разлились волны тепла, прокатились к его рукам. Низ живота свело болезненно и одновременно приятно, тягуче и слишком коротко… она даже не успела прочувствовать.
– В рюкзаке, – пробормотала Аори.
Шин продолжал удерживать ее руки, и брат придвинулся ближе, подал трубку кальяна и держал, пока она затягивалась.
– Хорошо, – теперь ему не надо было напрягать голос. – Ведь чем дольше ты ее носишь, тем жестче фиксируешь свое состояние. Привыкаешь к нему. Стабилизируешь. В какой-то момент сопротивление станет болезненным, позже – невозможным. И нет ничего более мерзкого, чем изменяющая, навсегда потерявшая контроль.
– Или изменяющий. Веррейн.
– Его синдром – еще не худший вариант. Ладно, попробуем еще раз. Выдыхай.
Шин провел по губам Аори ее же пальцами. Еще серия быстрых касаний – шея, грудь, живот. Сладкая дрожь от каждого – он еще и цеплял потоки.
Тонкая струя ветра подняла дым вверх, закрутила его… и, непредвиденно, вспорола одну из подушек и дополнила маленькую погодную катастрофу снегом из наполнителя.
– Видишь разницу?
Аори заторможенно кивнула. Ее руки продолжали свой танец, подчиняясь движениям Шина, и она никак не могла сосредоточиться в таком состоянии. Темные глаза его брата оказались совсем рядом. Он медленно провел пальцем по губам девушки, и она приоткрыла их, подалась вслед за его рукой.
– Что… Что ты делаешь?
Она нашла в себе силы спросить, но не сделала ни одного движения, чтобы вырваться.
– Это – наш дар, – ответил Ксан. – Наше изменение. Новая память, чтобы стереть прошлое. Новые ощущения, без которых ты не сможешь стать собой.
– Не бойся, – прошептал Шин на ухо. – Все будет хорошо. Я смогу помочь и научить. И я чувствую, как тебе этого не хватает.
Его руки опустились ниже, и бесполезно было бы врать.
– Я… Я замужем!
– Это самое малое из того, что ему придется принять. Изменяющие не живут в клетках. Близость душ не измеряется разговорами, объятиями, сексом. Это – мир, в котором вы вдвоем, и не может быть иначе. Ты и сама не станешь требовать от него верности тела, так ведь?
– Не стану. Но…
– Аори, ты погибаешь. Если в ближайшие дни ты не изменишь то, что разрывает тебя на части, не найдешь что-то новое, большое, продолжишь оттягивать неизбежное, ты уничтожишь себя и его. Думаешь, я вру? Обманываю тебя?
– Нет… Я верю. Знаю.
Солнце скрылось за деревьями, и сумерки окрасили мир в синие тона. Они тоже умели изменять живое. Превращать дневную иссушенность в таинственную сказку, обещать и тут же подтверждать свое обещание. Они были так же умелы, деликатны, они понимали, они никогда не осуждали.
Они просто были в этом мире. Такая же его часть, как и двое изменяющих, гармоничная, настоящая. И до боли хотелось и самой влиться в эти сумерки, в этот вечер, и чтобы эта ночь вычеркнула все предыдущие ночи и дни.
Аори вывернулась из объятий Шина и вскочила, тяжело дыша.
– Ты выпустишь меня или выход только через перила?
– Уверена?
– Да! Я сама решу, что мне делать!
И она не собиралась озвучивать свое решение.
– Все равно придешь, – Ксан даже не взглянул на Аори. – Все вы возвращаетесь. Сразу или через луну… Убирайся. Урок закончен.
Когда дверь закрылась за ученицей, Шин вернулся на балкон, плюхнулся на подушки рядом с братом и ткнул его локтем в бок.
– А молодец, да?
Ксан несколько раздраженно пожал плечами.
– Слишком много усилий, как для такого никчемного результата.
– Ну, Тройн же с ней не в куклы играл, а трахал одновременно в мозг и на полметра ниже. Даже не знаю, что сильнее повлияло.
– Сочетание. Тебе будто жаль?
– Конечно, жаль! Она такая зайка. Думаешь, сработает? Не вернется?
– Всегда срабатывало, а тут нет? Не смеши.
Шин отобрал у брата кальян, затянулся и поморщился – угли почти догорели. Он демонски устал, настраивая девчонку. И, положа руку на сердце, не слишком-то жалел, что она не осталась.
– Теперь главное, чтобы этот Лейт не налажал.
– В чутких лапках Бруснички? Ха-ха.
Ксан скептически хмыкнул, но его глаза затянуло мечтательной пеленой.
– Ты еще помнишь это имя, – усмехнулся Шин.
– Конечно. Надо пригласить ее в гости, – брат говорил задумчиво, словно сам с собой. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.
– Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Я думаю о том, что Ликси придется присматривать за Аори, но ни в коем случае не учить ее изменению.
– Ксанигладарин!
– Ладно, ладно. О том, что и ты, – тоже.
Аори проснулась рано, еще до того часа, когда Астраль наполняется шумом машин и гомоном голосов, едва различимым за деревьями парка, если выйти на балкон, и совершенно незаметным, если не выходить.
