– Вот что сделаете, Раух. Давайте сейчас езжайте к бургомистру, я хочу видеть его через час.

Не дожидаясь ответа, он захлопнул за собой дверцу.

* * *

Вилли Либель явился через пятьдесят пять минут. Промелькнувшую в глазах тревогу он попытался скрыть за радушной улыбкой. В искренность не верилось. Не каждый человек будет пищать от восторга, когда вдруг услышит, что в полуночное время его желает видеть высокое начальство. А потому формальности можно было опустить. Показав на кожаное кресло, стоящее у стола, Генрих Гиммлер распорядился:

– Садитесь, Вилли.

Наверняка в вечернее время бургомистр намеревался расположиться в кресле у камина, чтобы выпить традиционный бокал вина, а вместо этого вынужден лепить счастливую физиономию и делать вид, что необычайно рад полуночной встрече с рейхсфюрером.

– Прошедшая бомбардировка принесла Нюрнбергу неприятности, – произнес Гиммлер после того, как бургомистр расположился в кресле. – Я видел много разрушенных домов.

Либель невольно поджал губы, – не самое благоприятное начало разговора. Надо полагать, что завершение будет еще более удручающим.

От Гиммлера не утаилось неудовольствие Либеля, однако подбирать подобающие слова он не собирался.

– Предстоит много работы. Сейчас я занимаюсь тем, что пытаюсь разместить людей, оставшихся без крова.

– Таких людей с каждый днем будет все больше, – заметил рейхсфюрер. – Бомбардировки американцев становятся все более продолжительными. А вы что думаете по этому вопросу?

Еще один незадачливый вопрос, и одному Богу известно, как на него отвечать. А Генрих Гиммлер, терпеливо дожидаясь ответа, буквально прожигал его пронзительным взглядом. Весьма сложное положение: не отвечать на вопрос рейхсфюрера нельзя, но и поддакивать тоже весьма опасно. А что, если он просто испытывает его на благонадежность? И более известные люди заканчивали свои дни в концлагере за откровенные речи.

Следовало проявить благоразумие.

– Я полагаю, что все образуется, господин рейхсфюрер, – бодро отвечал Вилли Либель.

– Будем надеяться, – отвечал рейхсфюрер, не разжимая зубов. – В настоящее время «Дом Дюрера» работает?

– Пока он работает, но мы собираемся его закрыть, господин рейхсфюрер. Посетителей мало, а держать сейчас целый штат нецелесообразно.

– А много желающих посмотреть Копье судьбы?

– Такие имеются… У меня в кабинете лежат две большие заявки. Первая группа – школьники старших классов. Скоро им идти на фронт. И еще одна группа – раненые местного госпиталя.

Удовлетворенно кивнув, Гиммлер отвечал:

– Хорошо. Значит, уже все знают о том, что Копье судьбы лежит именно здесь.

– Так точно, рейхсфюрер.

– Сделайте вот что, господин Либель. Нужно будет провести еще один отвлекающий маневр от места, где лежит Священное копье. Следующей ночью возьмете взвод солдат, под предлогом эвакуации ценностей оцепите «Дом Дюрера» и погрузите в грузовики фальшивые ящики. Особой конспирации соблюдать не нужно, пусть весь город знает о том, что происходит. Пускай все думают, что мы эвакуируем Копье судьбы.

– Я все понимаю, господин рейхсфюрер.

– Школьникам и солдатам в заявке отказать. Прозрачно намекните о том, что в настоящее время посмотреть Священное копье они не смогут.

– Куда мне вывезти фальшивые ящики, господин рейхсфюрер?

Оперевшись о подлокотники, Гиммлер поднялся и шагнул к огромной карте, висевшей на стене. Прикусив нижнюю губу, он некоторое время вчитывался в названия, затем прочертил карандашом небольшой круг.

– Езжайте к озеру Целль. Все ящики скинете в воду. Вам все понятно?

– Я вас понял, господин рейхсфюрер.

– И еще вот что… Привлеките для выгрузки ящиков своего профессора… Напомните, как его фамилия?

– Доктор Хаусхофер.

– Пусть этот доктор Хаусхофер почувствует свою значимость. И сделайте все таким образом, чтобы он лично отвечал за исход операции.

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер.

Посмотрев на часы, Гиммлер сказал:

– Скажите моему пилоту, что до Зальцбурга я доберусь на машине. Что-то у меня тревожное чувство, а оно меня подводит редко.

Сицилия, 1944 год, август

Солнце в Сицилии было знойным, даже в его родной Калифорнии оно было не таким злым. Поднявшись, генерал Паттон подошел к окну и задернул шторы. Остается только удивляться итальянцам, умевшим выдерживать такую жару. Кабинет погрузился в сумерки, укрыв в тень и гостя, сидящего напротив.

Сицилия была хороша, что он отметил сразу после десантирования. Однако его удивили не скалистые сказочные берега, не лазурное море, даже не солнце, а женщины, одетые в черные одежды. Лишь немного позже ему объяснили, что они носят траур по умершим родственникам. Часто этот траур продолжался до трех лет, но когда следовало снимать погребальное платье, умирал другой родственник, а потому одно горе накладывалось на другое. Так что к черным платьям молодые женщины были приучены смолоду. У генерала Паттона невольно возникало чувство, что они не имели понятия о белых одеждах.

Генерал-майор седьмой армии Джордж Смит Паттон внимательно разглядывал человека, сидящего по правую сторону его стола. По его словам, мужчина был немецким перебежчиком, решившим одним махом покончить со всеми ужасами войны и через Сицилию отправиться в Бостон, где у него вот уже двадцать лет проживал кузен. Однако к сказанному следовало относиться с большой осторожностью: очень может быть, что в лице новоявленного перебежчика он имеет весьма искушенного германского разведчика. Немцы горазды на подобные перевоплощения, в этом он сумел убедиться за месяцы боев.

Хотя не исключено, что он действительно самый настоящий беженец. Как только американские войска высадились на Сицилии, число их значительно возросло. В ужас приходишь оттого, что будет, когда войска приблизятся к границам Австрии. Видно, для них придется строить большие бараки. И удивляться подобному обстоятельству не приходится, – куда же им еще бежать, ведь не на восток же к русским!

Несмотря на союзнические договоренности, ненависть к коммунистам была всеобщей.

И все-таки генерал Паттон никак не мог представить сидящего перед ним сорокалетнего мужчину в облике кадрового военного. Ну не выглядят так разведчики! Уж слишком невинными и напуганными выглядели его широко распахнутые глаза. Будь он слеплен из иного теста, так через маску насмерть перепуганного человека просматривались бы волчьи клыки. Да и смотрел бы он не так отрешенно, как этот. У разведчиков на первом месте идея: их выдает блеск глаз, взгляд, движение рук, а этот пытается ухватиться за соломинку, чтобы выбраться из назревающей передряги живым, а кроме того, спасти кое-какие сбережения. Денщик рассказал, что в чемодане у толстяка хранится сто тысяч долларов, аккуратно разбитых на десять пачек и перетянутых зелеными тонкими ленточками. Весьма серьезная сумма! Видно, в Америке он надеется провести безбедную старость. Так что придется поинтересоваться и этим.